Через неделю мне в общежитие позвонил мужчина и предложил встретиться.
— Где и когда? — спросила я.
— Сейчас. Мы в пяти минутах от общежития.
Я поняла, что начинается проверка. Я надела белую прозрачную кофточку — пусть увидят, что этой грудью можно выкормить даже тройню, — и синюю юбочку, в которой я поступала в институт.
Он — рослый, сорокалетний, русоволосый и сероглазый, она — маленькая, черненькая, в свободном брючном костюме, который скрывал ее худобу.
Она рассматривала меня не стесняясь, как холодильник или микроволновую печь. Он смотрел на меня как на женщину, которая ему понравилась, я это всегда чувствую. Ему нравилось, как я улыбаюсь, и он улыбался тоже. Я привстала, чтобы достать свои документы с книжной полки, оглянулась, одергивая коротенькую юбку, и наткнулась на его поплывший глаз. Я вдруг увидела, как мы, он и я, сидим на кухне, пьем чай. Он встает, надевает пиджак, и я поправляю ему галстук. Значит, он мой муж, но его жена сидела рядом.
Роженица, я ее так окрестила, сразу предложила мне сигарету. Я отказалась: не курю. Меня тестировали.
— Тогда немного вина, — предложила она, доставая испанский портвейн, — чтобы разговор шел легче.
Я снова отказалась.
— Тогда перейдем к условиям договора, — сказала роженица.
— Вы их знаете.
— У нас есть поправки. Мы вам снимаем не квартиру, а комнату, а после рождения ребенка эту комнату выкупаем.
По-видимому, у них была комната в коммунальной квартире, доставшаяся от каких-то родственников.
— Нет, — ответила я. — Условия не обсуждаются, а принимаются.
— Обсуждается все, — возразила роженица и закурила.
— Покурите в коридоре, — попросила я. Она загасила сигарету.
— Но и у нас есть условия, — сказала роженица! — Вам необходимо достать медицинскую карту отца ребенка. Мы должны быть уверены, что у него нет наследственных заболеваний.
— За отдельную плату я постараюсь снять ксерокопию.
— А как мы убедимся в подлинности?
— Никак. Я могу вам дать любую карту, если захочу обмануть.
— Это не в ваших интересах. Есть много способов проверить.
— Это уже ваши проблемы.
— Комнату, которую мы вам предлагаем, вы можете посмотреть даже сегодня.
— Я не буду смотреть комнату.
— Нам нужно подумать.
— Разумеется. Неделю. Через семь дней я начну переговоры с другими претендентами.
Роженица встала, кивнула мне и направилась к двери. Отец моего будущего ребенка улыбнулся, и я поняла, что он принял решение.
Роженица позвонила через шесть дней.
— Мы согласны на ваши условия и нашли квартиру рядом с вашим институтом. Когда вы ее можете посмотреть?
— Сегодня.
— Запишите адрес. Встретимся через час.
Однокомнатная квартира на шестнадцатом этаже была обставлена мебелью шестидесятых годов, по-видимому собранной среди знакомых и родственников, чтобы сдавать одиноким с очень средним достатком или на сутки парам, судя по огромной тахте, которая занимала половину квартиры.
Старый холодильник «Север», журнальный столик, два кресла с синтетической обивкой, на книжных полках — сочинения Ф. Купера, Дж. Лондона, В. Катаева, А. Фадеева, чтобы при полном отупении или бессоннице можно было возвратиться в детство.
Подписав договор, я отказалась от своих материнских прав. Никогда я не должна была делать даже попыток увидеть своего ребенка. Если ребенок окажется с дефектами, договор утрачивает силу, но деньги, уплаченные мне за время беременности, не возвращаются. Если я попытаюсь избавиться от ребенка, или если ребенок не родится по моей небрежности, или если я передумаю и захочу оставить себе ребенка, то я выплачиваю все полученные мною деньги и еще несколько миллионов за упущенную выгоду.
Расписка в получении мною денег была заверена у нотариуса. Договор был оформлен, по-видимому, на девичью фамилию роженицы, которую она после рождения ребенка тут же сменит на фамилию мужа. Я не знала, кто они, и никогда не узнаю. Я поняла, что он занимается каким-то бизнесом, потому что во время подписания договора ему позвонили по сотовому телефону и он обсудил проблему с арендой складских помещений.
Когда они вышли, я тут же вызвала параллельный лифт и успела спуститься вниз до того, как они отъехали. Я впечатала в память номер их джипа «чероки», который помню и сегодня, через семь лет.
