Дни двигались, он занимался делами, крутился, выражаясь современным языком. На среду ничего не назначал, намекнул даже один или два раза кому-то, что в среду у него тяжелый день, что будет занят, сам начал думать так, хотя с чего он взял, что что-то состоится, Евгений Викторович не понимал, но так было удобнее. Он не хотел выделять среду из других дней, поэтому на десять назначил встречу с вице-президентом, директором Северо-Западного филиала богатой страховой компании. Он думал, что уложится в полчаса, но паренек из его фирмы, который отвечал за планировавшийся ввоз большой партии товара, вдруг начал блистать эрудицией, устраивать из простого разговора какое-то суперсовещание неискренних идиотов из бразильского сериала. Евгений Викторович сначала терпел, потом начал злиться, потом вдруг понял, что действительно ничего не понимает в проблеме, а паренек разбирается и говорит дело. Он стал улыбаться и устроил так, что вице-президент предложил перенести совещание на послезавтра, а пока проработать вопрос на уровне ответственных исполнителей.
Евгений Викторович получил свободу, времени оставалось мало, и это было удобно, поскольку создавало иллюзию обыденности. У шофера был отгул. Евгений Викторович нахально развернулся у Думы, пересек Невский, несмотря на идиотский знак «только направо», повешенный гаишниками исключительно в собственных своекорыстных интересах, остановился напротив входа и почувствовал, что замерз до того, что, отпустив руль, начал дрожать и стучать зубами. От этого показалось, что на улице тоже холодно, но жар асфальта, неба, стен, автомобилей плотно охватил его, полез в складки одежды и кожи, выгоняя застрявшую там прохладу. Это странное сочетание заставило его, пока он шел до стойки регистратуры, потеть от жары и дрожать от холода. Сейчас он даже не мог врать себе, что все хорошо, потому что чувствовал, что говорит с администраторшей еле шевелящимися чужими губами, что слышит ее ответы с короткой, но многозначительной задержкой, показывавшей угрожающе возросшую толщину пленки, отгородившей его от внешнего мира. Он даже стал бояться, что она заметит, но все обошлось. Евгений Викторович справился, получил квитанцию, ключ и пошел по ступенькам вверх в кафе.
Тамара была там, пила сок и стала улыбаться, когда он подошел и сел рядом. Она удачно выбрала столик не у стены, а посредине зала у какого-то полуискусственного фикуса. Здесь были не одноместные кресла, а широкие диванчики, поэтому Евгении Викторович смог сесть рядом и взять ее за руку, как бы интимно и дружески здороваясь.
Как всякому деловому человеку, Евгению Викторовичу часто приходилось заниматься неприятными делами. Они возникали из взаимодействий сошедшихся обстоятельств, иногда что-нибудь выдумывал Валентин Юрьевич, и отказаться было неудобно или глупо, был еще Егор Кимович, но о нем лучше зря не вспоминать. Он давно понял, что невыполнимых дел не бывает, не надо пугаться, надо потихоньку начать, сделать что-то, потом еще, еще, глядишь — осталось не так уж много, да и деваться некуда — столько уж сделано, грех недоделать. Так и теперь. Номер снят, время выделено, он держит Тамару за руку, смотрит ей в глаза, они улыбаются друг другу, дело идет, хотя очень обидно и трудно принять то, что свидание с очень красивой и расположенной к нему девушкой воспринимается и выполняется как трудное, сложное и неприятное дело. И пусть даже так, пусть он такой ненормальный, но для чего он тогда этим занимается?
На Тамаре было очень короткое черное платье без рукавов с треугольным вырезом на груди и несколькими поперечными лямочками на голой спине. Шею плотно охватывало широкое ожерелье из ниточек золота, спереди к нему был приделан кулончик с ярким белым камешком. Евгений Викторович не разбирался в камнях, не мог отличить бриллиант от фианита, но хотел думать, что камень настоящий. Он взял левой рукой Тамарин стакан с соком, сделал глоток, поставил, почувствовал движение правой руки — то ли сам толкнул, то ли она потянула — и гладкое тепло ее ноги. Они посмотрели друг другу в глаза, приблизили лица, он не захотел предисловий, подумал, что так будет интересней, сказал сразу:
