— Тогда извини, — смущенно говорит Джейн. — Я не знала.
— Джим постоянно твердит… — я придаю лицу мрачно-роковое выражение и продолжаю низким глухим голосом: — ЭТО СВЕДЕТ ТЕБЯ В МОГИЛУ!
Мы обе хохочем, после чего я все-таки беру сигарету из протянутой пачки.
— Я думаю…
— Только одну, — перебиваю я ее смеясь. — Я брошу курить завтра. — Я зажигаю сигарету и продолжаю свой рассказ: — Он, как и все парни, довольно неуклюж и неумел в постели, а потом уверяет меня, что ему казалось, будто «все было нормально».
Джейн смеется:
— «Все нормально» — очаровательно, когда же парни поймут, что у них пока получается не совсем нормально? Что ты ему на это отвечаешь?
— Я отвечаю, что и мне кажется, будто все хорошо.
— Для того, чтобы не разочаровывать его?
— В том числе и для этого. Я уже много месяцев совершенно уверена в том, что люблю его. Но я приняла решение, что не скажу ему об этом до тех пор, пока он не будет готов сказать мне то же самое.
— Поверь мне, он же еще мальчик, — говорит Джейн, — поэтому ты можешь ждать этого от него бог знает сколько времени. Очень и очень долго.
Воскресенье, 1 мая 1994 года
23.39
Я лежу в постели и почти засыпаю, как вдруг вздрагиваю от удара чего-то об оконное стекло моей спальни. Я отодвигаю занавеску, всматриваюсь в освещенную луной темноту за окном и вижу Джима, стоящего на четвереньках в палисаднике. Накануне он сказал мне, что пойдет погулять с ребятами и они заглянут куда-нибудь немного выпить. Я не ждала, что он придет раньше следующего вечера, когда мы договорились пойти в кино.
Я открываю окно.
— Джим, — говорю я сердитым голосом. — Что ты делаешь?
— Ищу что-нибудь, чем бы бросить в твое окно, — бормочет он пьяным голосом.
— Ты пьян, — говорю я хриплым шепотом, но так, чтобы он расслышал. — Что тебе надо?
— Мне надо сказать тебе кое-что, — отвечает он. — Я хочу сказать тебе, что… что… что я люблю тебя. Я только что подумал о том, что тебе следует это знать.
— Ну, спасибо, — вздыхаю я. — Встретимся завтра утром.
Я делаю вид, что снова ложусь в постель, а на самом деле продолжаю наблюдать, глядя в щель от занавески, как он ковыляет по палисаднику, а затем переходит дорогу, не меньше пяти минут роется в карманах, отыскивая ключ от входной двери. Когда наконец укладываюсь, то задаю себе вопрос, следует ли принимать всерьез признания в любви, сделанные спьяну. Уже засыпая, я решаю, что все-таки это лучше, чем ничего.
Суббота, 4 июня 1994 года
14.28
Летний солнечный день. Мы с Джимом прогуливаемся вокруг озера в Кэннон-Хилл-парке. Теплая погода позвала всех из дома на воздух, и в парке множество молодых папаш и мамаш с колясками, малышей, разъезжающих на велосипедах, мальчишек постарше, гоняющих футбольные мячи. Кажется, что все жители Бирмингема пришли в парк отдохнуть и развлечься.
— Я хочу спросить тебя кое о чем, — говорит Джим, — но прошу тебя, не делай пока никаких выводов и умозаключений, идет?
— Идет, — соглашаюсь я. — Спрашивай.
— Как ты думаешь, можно ли любить одного человека всю жизнь, до скончания дней?
— Да, — отвечаю я без колебаний. — Следующий вопрос?
— В общем-то, я только об этом и хотел спросить, правда, надеялся получить более обстоятельный ответ, а не краткое «да». Мне просто хотелось поговорить об этом.
— Все мужчины одинаковы. Они любят спорить на разные темы ради самого процесса. Дело в том, Джим, что я и в самом деле думаю, что можно любить одного человека всю жизнь. Но в то же самое время отдаю себе отчет в том, что это весьма трудно.
— Я думаю точно так же.
Мы долго идем молча.
— Так это все, о чем ты хотел меня спросить? — нарушаю я молчание. — Час вопросов и ответов закончен?
— Не совсем. Хочу задать тебе еще один вопрос. Ты говорила кому-нибудь, что любишь его?
— Ну, наконец-то началось то, что я называю разговором по существу. Первым человеком, которому я сказала это, был Майкл Пембертон. Мне тогда было пятнадцать лет, и мы провели вместе три дня.
— Майкл Пембертон? Звучная фамилия, — улыбается Джим.
— Он был очень хорошим. Мы ездили со школой на экскурсию в Кембридж, и Майкл делился своими бутербродами со мной, а не с приятелями. Я думаю, что это и вскружило мне голову, потому что тогда тот, с кем ты делился своими бутербродами во время школьных поездок, многое для тебя значил. Я помню, мы иногда уединялись и целовались, и как-то между поцелуями я сказала ему, что люблю его. Он посмотрел на меня пустыми глазами, а потом снова принялся целовать меня.
