— Ты видел, что произошло? — спрашивает Элисон, через мгновение вырастая около меня. В руках у нее предмет, поразивший ребенка. — Какая-то ненормальная девица только что метнула эту кассету в беззащитного ребенка.
— Да, видел, — отвечаю я. — К чему катится мир?!
20.45
Мы с Джимом идем по многолюдной Кингс-Хит под проливным дождем. Все пабы и кафе переполнены людьми, уже начавшими отмечать уикенд, а мне кажется несколько странным, что нас в этот пятничный вечер не ожидает ничего, кроме просмотра французского фильма с субтитрами.
— Так все-таки скажи, — говорит он, когда я останавливаюсь, чтобы зажечь сигарету, — почему ты так и не переехала в Лондон?
— Я никогда и не соглашалась на это, — отвечаю я, делая глубокую затяжку. — Деймон постоянно просит меня об этом, а я постоянно отвечаю ему, что хочу жить в Бирмингеме. Конечно, не всю жизнь, но по крайней мере сейчас не хочу никуда уезжать отсюда. Я не знаю, что он намерен делать. Правда не знаю. Поэтому я и не вижу смысла в том, чтобы переезжать туда и там делать то же самое, что делаю здесь, — это все равно что просто плыть по течению. Тем не менее в течение тех нескольких недель, перед тем как ему уехать, меня внезапно осенило: ведь если бы я любила его, по-настоящему любила, я поехала бы с ним, не раздумывая ни секунды. Ведь если ты любишь по-настоящему, то именно так и поступаешь, ты согласен?
— Да, — говорит он. — Я думаю, что, если чувство настоящее, тут и раздумывать не о чем.
— Что ты говоришь?! — восклицаю я с улыбкой. — Ты попал в самую точку. Ты понял, что я имею в виду. Настоящая любовь — это не только всякая там романтическая дребедень, когда все легко, а самое трудное заключается в том, чтобы придумать ласковые имена друг другу…
— Вы придумали ласковые имена друг для друга? — спрашивает Джим. — И какие же?
— Он называет меня Ворчунья, потому что временами бываю сварливой и брюзгливой. Сперва я обижалась, хотя старалась не показывать вида, но спустя три года мне это стало даже нравиться.
— А как ты его называешь?
— Домушник. Ты помнишь, что его фамилия Гест[30]. Конечно, не слишком остроумно, согласен?
Джим смеется:
— Да, не слишком.
— Ладно, — продолжаю я, — мы незаметно отошли от темы. Я пыталась объяснить тебе, что в любви есть не только привлекательные аспекты…
— Как, например, придумывание дурацких ласковых имен друг другу?
— Да, как придумывание дурацких ласковых имен друг другу, — отвечаю я. — Ведь бывают еще и тяжелые времена, когда все становится трудным. Когда, кроме цветов и радостно бьющихся сердец, появляется кое-что еще. Когда это касается только двух людей, живущих вместе, а таких аспектов немало. Если мне и хочется от жизни чего-то, так это настоящей любви. Такой любви, которая может выдержать все, что бы ни случилось. Я уверена, что только такой любовью и стоит дорожить.
Воскресенье, 27 февраля 1993 года
13.05
Самое начало дня. Мы с Ником в «Кувшине эля» в Мосли, едим и болтаем. Мы сидим друг против друга за столом, между нами две наполовину опорожненные кружки светлого пива, и я рассказываю Нику о моей встрече с Элисон.
— Так удалось вам посмотреть «Бетти Блу»?
— Да мы даже из футляра его не вынули.
— А что так?
— Понимаешь, когда пришли домой, я решил, что мы оба думаем только о том, как бы посмотреть фильм. И… ну, я не хочу рассказывать подробности, но еще в прихожей начали целоваться, а еще до того, как до нас дошло, что мы находимся в моей комнате, все, о чем ты можешь догадаться, произошло. Ну а когда проснулся сегодня утром и увидел ее, лежащую рядом в моей постели, я сказал: «С добрым утром, незнакомка», потому что искренне верил в то, что такое приветствие ее развеселит. Она не ответила, ее буквально ветром сдуло с кровати, она поспешно собрала все свои вещи, разбросанные по полу в спальне, и выбежала из комнаты.
— Да, получилось, надо сказать, не совсем так, как надо, — качает головой Ник. — Ну и что ты?
— Ну а что я, просто лежал в постели, уставившись на плакат, висящий на стене напротив.
— Тот самый, на котором изображен Боб Марли с огромной сигаретой-самокруткой?
