— Да потому, что я люблю тебя. Мне все в тебе нравится. И в особенности то, что ты звонишь мне, будишь меня, чтобы сказать, что тебе не уснуть. Именно этого я всегда и искал в женщинах.
— Почему ты всегда такой рассудительный?
— Не знаю. Думаю, это произошло естественным путем.
— Но ведь ты всегда и во всех случаях рассудительный, верно? У тебя никогда не бывает плохого настроения, и ты никогда не выходишь из себя по пустякам. Ты никогда не кричал на меня, не упрекал меня, не делал ничего, что является обычным в отношениях между людьми. Ты просто милый и нежный. Милый и нежный всегда, а я ничем не заслужила такого человека, как ты.
— Говори дальше, моя милая, ведь ты же знаешь, что, когда надо, я могу быть и настырным, и несговорчивым.
— Нет, не можешь, никогда не можешь. Ты никогда не был ни настырным, ни несговорчивым. Ты всегда милый и хороший. Ты помнишь в «Белоснежке» Уолта Диснея есть сцена, когда все животные помогают ей отмыться? Белоснежка становится настолько ослепительно прекрасной, что все животные буквально из кожи вон лезут, стараясь помочь ей. Вот так и ты, да, именно так ты и поступаешь. А я? О, я злобная королева с отравленным яблоком, болтающаяся где-то на заднем плане.
— Тебе, наверное, будет приятно узнать, что злобная королева, которую я нашел, очень и очень сексапильна.
— Так ты ко мне не придешь? — говорю я, стараясь придать своему голосу необходимую и уместную сейчас чувственность.
— А ты знаешь, что это плохая примета — провести с невестой ночь накануне свадьбы?
— Ты думаешь, нам грозит что-то плохое?
— Нет, я этого не говорю, — поспешно оправдывается он. — Я просто сказал, что это плохое предзнаменование для нас — провести вместе ночь накануне свадьбы. Понятное дело, что все это старушечьи сказки.
— Когда-нибудь я тоже стану старухой.
— А я все рано буду тебя любить, потому что стану твоим старым мужем.
— Ты точно будешь моим старым мужем?
— Уверен на сто процентов.
— И ты уверен, что любишь меня?
— Больше чем на сто десять процентов.
— Я тоже тебя люблю. Я люблю тебя так сильно, что не знаю, что с собой делать.
— Если ты хочешь, чтобы я пришел, я приду. Двадцать минут, и я у тебя.
— Нет, — решительно говорю я. — Ты прав. Обо мне не беспокойся. Я слегка перебрала, поэтому мне стыдно, да и волнуюсь — ведь утром свадьба… Мне просто хотелось с кем-нибудь поговорить.
— Ты, если хочешь, можешь говорить со мной хоть всю ночь, но, мне кажется, тебе надо поговорить с женщиной, которая знает тебя. Может быть, со своей мамой? Она же в соседнем номере?
Я пытаюсь представить себе, что говорю со своей мамой о том, что у меня на душе. И не могу представить себе этого. Проживи моя мама еще хоть миллион лет, ей не испытать ничего подобного.
— Мама спит, — отвечаю я через несколько секунд, — я только отца могу разбудить.
— А сестер?
Я пытаюсь представить себе, как я бужу Эмму для полуночного разговора. Даже когда мы были детьми, Эмма меньше всего подходила для того, чтобы быть собеседником в ночном разговоре, а сейчас, когда она обзавелась детьми, для нее нет ничего более желанного, чем сон. А моя младшая сестра… не думаю, она не очень похожа на человека, которому можно излить душу. Мне сейчас нужнее всего тот, кто мог бы меня выслушать, а Кэролайн всегда предпочитала говорить сама, а не слушать другого.
— Не думаю, что кто-либо из моей семьи мог бы мне сейчас помочь.
— А Джейн?
— Она еще в Лондоне и приедет только утром.
— А знаешь, — вдруг предлагает Маркус, — если ты не можешь поговорить ни с кем из твоей семьи, я иду к тебе и ты поговоришь со мной.
— Какой ты хороший, — отвечаю я, — но я обещаю тебе, что со мной все будет в порядке. Мне уже захотелось спать… Встретимся утром. Только не опаздывай, хорошо?
— Обо мне не думай, я прибуду вовремя. Думай о себе. Лично меня меньше всего волнуют люди, которые приехали сюда лишь для того, чтобы посмотреть, как я буду стоять рядом со своей невестой.
Я слабо засмеялась, а по моим щекам покатились слезы.
— Я люблю тебя, — говорю я, стараясь произнести эти слова так, как будто они идут от сердца. — Ты для меня дороже всего. Засыпай и спи крепко.
