Разведчики [антология] - страница 10

Эта была операция одной ночи, короткая и внезапная. Но любой из этих людей, вот сейчас сидящих рядом со мной за одним столом, бывал и не в таких переделках.

Они делали пятнадцатисуточные переходы, не разжигая костров, не кипятя воды, не варя горячей пищи. Они шли по ночам через болота по колено в воде и лежали в трясине целыми днями, прячась и выжидая. Когда кончались запасы пищи, они всё-таки шли до конца, питаясь полусырым мясом случайно застреленного оленя.

За сто километров в тылу врага и почти на глазах у него, зазубрив кинжалы, они перепиливали ими, как ножовкой, телеграфные и телефонные провода, валили столбы на землю и камнями перебивали кабель. Они не только умели проходить незамеченными где угодно и когда угодно, но и ухитрялись с боем брать пленных солдат и офицеров и по секретным тропам проводить их к себе домой на допрос.

Закончив операцию, взбудоражив врага, они в смертельной опасности терпеливо ждали в потайных бухтах, когда погода позволит кораблю подойти и снять их. Из них вырабатывались такие люди, каждый из которых стоит десяти, — несгибаемые, бесстрашные, не щадящие своей жизни и беспощадные к врагу.

Теперь эти люди сидят здесь, у себя за столом, отмечая окончание вчерашнего похода и готовясь к завтрашнему. А там, за чертой фронта, над немецкими позициями, одна за другой беспрестанно взлетают осветительные ракеты — с левого фланга до правого. Погасает одна — загорается другая. Разведчики приучили немцев бояться ночи. Лучше зажжённые фары, электрические фонари, ракеты, лучи которых могут привлечь авиацию, чем молчаливая смерть от руки советского разведчика, чем темнота непроглядной северной ночи, в которой ни один немецкий солдат не знает здесь ни сна, ни покоя.

Он мал ростом, причёсан на косой пробор, на груди у него свисает из кармашка гимнастёрки цепочка из-под часов с брелоком. На погонах три поперечных полоски — знаки сержанта. Маленькие сапожки, едва охватывающие икры ног. На поясе две гранаты в холщёвых мешочках и полевая сумка с целым набором самых разнообразных предметов — от тульской бритвы до крохотного походного домино.

Его гражданская профессия не часто встречается в армии: часовщик. Работал в артели «Точное время» в маленьком сибирском городке. Звать его Михаил Афанасьевич Ментюков, ему 27 лет.

Мы, не спеша, свёртываем самокрутки, и Ментюков рассказывает:

— Вот меня часто спрашивают, не был ли я охотником. Не был! Рыбку, правда, удил, да и то раза четыре за лето — не больше. Сядешь в воскресенье на берегу, закинешь удочку, а сам больше бутерброды ешь, чем смотришь на поплавок. Или со знакомыми разговариваешь.

Он гасит самокрутку о подошву сапога и продолжает:

— Так что охотником я не был. Откуда у меня способность к разведке, сам рассказать не могу. Может, потому что всю жизнь я в винтиках и колесиках копался да в ход часов вслушивался. К каждой мелочи привык приглядываться и прислушиваться. Вот и вижу я теперь всё вокруг: ветка шевельнётся — я вижу, лист упадёт — опять вижу, трава зашуршит — слышу.

Этот маленький часовщик — знаменитый разведчик. Он постиг все разновидности этого сложного военного дела. Он — отличный лазутчик, зоркий наблюдатель, руководитель многих дерзких ночных налётов на вражеские дзоты, мастер по поимке «языков».

— Так что же вам по началу рассказать? Про Длинную балку или про Сухое болото? Федя, что им рассказать? — спрашивает Ментюков у Феди Смышкова, своего верного и отчаянного соратника по разведке.

Федя, человек огромного роста и внушительной мускулатуры, откликается:

— Да для начала что-нибудь попроще, Михаил Афанасьевич. Про балку что ли...

И Ментюков, сняв пилотку, начинает рассказ про Длинную балку. Рассказывает он живо, его подвижное лицо непроизвольно отражает все перипетии рассказа. Если отбросить описания природы, к которым охотно прибегает этот удивительный часовщик, и прибаутки, которыми он тоже пользуется в изобилии, то чистый сюжет происшествия у Длинной балки сводится к следующему.

Длинная балка находилась в четырехстах метрах от немецкого переднего края. Наши сапёры возводили неподалеку от неё некоторые сооружения. Немцы не обстреливали их день, два, три. Сапёры осмелели. Они работали, почти не маскируясь, а по ночам выставляли слабые караулы. Оказалось, что немцы не ведут обстрела намеренно, чтобы усыпить бдительность сапёр. На третью ночь немецкая разведка напала на лагерь сапёр и увела двух караульных, а на четвёртую ночь — еще одного.