Я толкнул дверь спальни и босиком проковылял в гостиную. Рана на спине неприятно саднила, внутренняя поверхность черепа болезненно ныла на каждом шагу, а в мозгу пульсировали какие-то плотные участки. Телевизор работал без звука, значит, Катька его недавно смотрела. Я начал искать ее по следам. Стакан недопитого тоника нашелся на кухне с пятнышком темной помады на краешке. Запах дезодоранта обнаружился в ванной. Только что вымытые фрукты оказались в тарелке, еще блестящие капельками воды. Затем я додумался взять мобильник и позвонить. Длинные гудки.
— Проснулся? — раздался Катькин голос в трубке.
— Да. Ты где?
— По дороге в аэропорт. Я позвонила Ковачу и согласилась на гастроли.
Мне снова захотелось завыть, но я удержался.
— Могла бы хоть попрощаться! — грустно сказал я.
— Ты спал, Саш, я вчера поняла, что мне обязательно надо ехать. Это как у летчиков, знаешь. Если не летать пару месяцев, то неба уже не видать. Все. Будет полная потеря квалификации. А я скисла, честно признаюсь. Но так нельзя. Кроме того, что все вокруг уроды, мне ничего петь не мешает. Но твоя Зинаида права — уроды не все. И я буду петь.
— Ты права, — ответил я. — Но я бы мог поехать с тобой.
— Нет. Мне надо с этим самой разобраться. Это для меня очень важно. К тому же у тебя тоже осталось важное дело.
— С этим делом справятся ребята Эдика.
— Хорошо, если так, — ответила Катька.
Я вздохнул и спросил:
— Кого ты вчера топила в бассейне?
— Забей. Сучка одна к тебе клеилась по пьяному делу.
— И каков результат?
— Она выжила, — усмехнулась Катька. — Ты там не вешай нос без меня, ладно?
— Попробую. Но кастинг я один проводить не буду.
— Зря. Откровенных бы уродов отсеял, мне потом легче было бы. И время идет.
— Ладно, с уродами разберусь. Ты надолго?
— На неделю. Максу звони, ему будет приятно тебя услышать.
— Хорошо.
— Ну ладно. Целую. — Катька звучно чмокнула. — Обещаю звонить каждый день.
— Я настрою приемник, чтобы слышать твой голос, — ответил я нашей кодовой фразой, но она уже не услышала, положила трубку.
Это была фраза из ее песни. Я часто повторял ее год назад, во времена Катькиных бурных гастролей. Тогда на любой волне можно было услышать песню «Расстояния», она и до сих пор еще не совсем вышла из моды. Воспоминание о тех днях яркой вспышкой озарило память, и я вдруг понял, что тогда мы были намного счастливее, чем теперь. Но, может, что-то можно вернуть?
«Нельзя, — жестко ответил я сам себе, — В одну реку не входят дважды».
Я плюхнулся на диван, и снова стало тоскливо. По телевизору рекламировали очередное средство для похудания. Я порадовался, что Катька перед отъездом выключила звук. Но даже без звука было жалко актеров, которых снимают сначала худыми, а затем непомерно раскармливают, чтобы показать фотографии в обратном порядке. Потом пошла реклама нового японского внедорожника. Следом реклама пива. За ней реклама снятия порчи. Особенно мило выглядела на экране строчка о письменной гарантии отворота. Под конец крупная надпись: «Результат — от полного безразличия до сильнейшего отвращения между любовниками».
«Во как, — подумал я. — Написано, как отрезано».
Показали рекламу гомеопатического средства. В голове мелькнула мысль составить словарик действительного значения терминов на телеэкране. В голове от похмелья было тяжело, но мысль в воспаленном мозгу засела устойчиво, и я принялся скрипеть мозгами, составляя фразы.
— На букву «Г», — сказал я вслух. — Гомеопатия — способ заставить больного купить меньшую дозу лекарства за большие деньги. На букву «Р». Реклама — основная телевизионная передача, изредка перемежающаяся сериалами.
«Циником становлюсь, — мелькнула мысль. — И передергиваю. Если с гомеопатией в точку, то с рекламой погорячился. Реально она не занимает львиную долю эфирного времени. И перемежается не только сериалами. Хотя... Чем еще? Фильмами? Так фильмы тоже уже стали рекламными. Рекламируют российскую армию, или американскую мечту о всеобщей демократии, или нужное мировоззрение. Даже новости стали рекламными, черт бы их побрал! Не такое уж дурацкое я придумал определение. К сожалению».