Однако в данном случае у меня было свое особое мнение по поводу Северного Оленя. Она ведь не видела его взгляд. Мне трудно было поверить, что такой взгляд мог быть у какой-то абстрактной проекции коллективного бессознательного. Нет, легче было поверить в жутких демонов и в существование самых настоящих чертей, чем в абстрактность Северного Оленя.
— Возможно, — я предпочел не возражать ей.
Добравшись домой, Катька созвонились с Максом. Там все было в порядке, что здорово нас успокоило. В любом случае, если Макс будет в безопасности, это даст нам дополнительные степени свободы, а это в сложившейся ситуации немаловажно. Я разместил ребят Эдика в отопляемом флигеле, велев дежурить по двое у ворот и входных дверей дома. Очки запретил снимать категорически. Об окнах позаботится компьютер, тем более что выбить бронированные стекла Алисе было бы не по силам. Дверь была единственным уязвимым местом, поэтому все мои предосторожности были направлены на нее. В конце концов я решил разместить еще двух охранников прямо в холле, чтобы не сводили взгляда со входа. Компьютеру я дал команду полностью блокировать электронный замок и даже снять с него основное питание. В общем-то эти меры успокоили и меня, и Катьку.
— Во сколько нам на вечеринку? — спросил я.
— Начинают там в одиннадцать вечера, но первыми приезжать нам не по пафосу, — ответила она. — В полночь, если явимся, будет нормально.
— Тогда, может, поспим немного? А то вымотался я до последней возможности.
Катька была не против. Мы выпили чаю и улеглись, бросив очки на тумбочку у кровати. От Катькиного плеча пахло теплом и уютом, я прижался к нему щекой и понял, что на большее меня уже не хватит. Все меньше сил и времени оставалось на настоящую радость, все больше уходило на дела, которые я предпочел бы не делать. Но не делать их было уже нельзя.
«Ну и сукой же я стал... — с неприязнью подумал я. — Хуже Кирилла».
У меня мелькнула мысль, что, если Катька уедет на гастроли, мы можем расстаться на неделю или даже больше. Я зажмурился и поцеловал ее в мочку уха. Сердце забилось чаще, я скользнул ладонью по ее спине и ощутил, как она прогнулась, — Катька крепче прижалась ко мне. Наши губы встретились и слились в неожиданно жарком поцелуе. Мир дрогнул. Его словно ударной волной разнесло далеко в стороны, оставив нас наедине друг с другом, Я не ощущал кровати под нами, не ощущал потолка и стен — только наши слившиеся воедино тела и первозданную бесконечность Вселенной. Мы вместе, шаг за шагом, прошли все фазы зарождения мира — медленный нагрев первозданной материи, слияние проточастиц под воздействием нарастающей энергии, а затем Большой Взрыв, вознесший наше объединенное естество на пиковые вершины разгоревшейся страсти. Через несколько минут безудержное пламя начало остывать, мир вокруг нас сомкнулся, встав на прежнее место, а мы остались лежать, обнявшись, на пахнущих лавандой простынях.
— Как долго мы не были вместе... — шепнула Катька мне в ухо.
— Больше недели, — ответил я, не открывая глаз.
Она положила голову мне на грудь.
— Если бы не ты и не Макс, этот мир не стоил бы ни гроша, — еще тише сказала она. — Жаль, что нельзя сделать новый.
— В новом нам может и не найтись места.
— Может. Но все равно этот очень уж криво устроен. И ничего с этим сделать нельзя — ни усилием, ни старанием, ни деньгами...
Я не стал отвечать. Да и что на это можно ответить? Я лежал с закрытыми глазами, уже ощущая приход того странного и совершенно уникального ощущения, которое всегда наступает через несколько минут после хорошего секса. Его почти невозможно передать словами, то ощущение, поскольку оно за пределами внутреннего диалога между сознанием и органами чувств. Оно целиком состоит из смутных образов, часто совсем непонятных. Мысли ощущаются чуть ли не физически, они бродят под черепной коробкой, сливаются в причудливые фигуры, а потом оказывается, что форма этих слившихся фигур и есть новая мысль. Еще в таком состоянии кажется, что можно видеть с закрытыми глазами. Вот и сейчас, не поднимая век, я довольно отчетливо видел комнату и мог сказать, где что стоит на полке. Однако это ощущение было ложным — несколько раз в таком состоянии я пробовал открывать глаза, и каждый раз выходило, что предметы находятся не там, где мне привиделись. Когда-то это меня огорчало, но сейчас нет. В мире оказалось много более весомых чудес, чем умение видеть с закрытыми глазами. Мне теперь хватало того, что это ощущение было до предела приятным. В мире, несмотря на все его чудеса, приятного остается все меньше.
