Через пару секунд все стихло. От первой волны Кирилловой армии не осталось и следа — ребята отступили в глубь обороны. А вернувшись на оставленную позицию, я узрел и прикрывшего меня минометчика. Прапорщик Громов, оглушенный, закопченный и довольный, сидел возле торчащего в небо «ствола», сверкая зубами и белками глаз.
— Ты? — удивился я.
— Что? — спросил Гром, который все еще ни фига не слышал.
— Рад, говорю, тебя видеть. Вовремя.
— А, — еще шире осклабился прапорщик. — Я, как увидел твой переход, сразу за понюшкой «вони» помчался. Извини, Сань, что я сразу с тобой не остался.
— Забей, — подмигнул я. — Ты явился как нельзя вовремя. У меня уже жопа горела синим огнем.
— Огнетушитель с собой носи, — рассмеялся Громов.
Я уселся с ним рядом и прочитал вслух детское стихотворение, которое, на мой взгляд, недурно подходило к обстановке:
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний первый Гром
Как шибанет из-за сарая,
Что фиг опомнишься потом.
Гром усмехнулся.
— Да, здорово получилось, — сказал он вставая. — Только все же они скоро опомнятся. К тому же осень в сфере взаимодействия.
— Я вижу, — глянул я на падающие листья. — Ну пусть тогда будет осенний Гром. Катит?
— Ага. Я, кстати, «жигульку» твою пригнал.
— Да ну? — удивился я.
— Лениво было пешком топать. Здоровье у меня уже, Саня, не то, что прежде. А лошадка у тебя проходимая. Думаю, и по дороге пройдет, если в колею не заглубляться.
— Пулемет бы еще на крыше установить. Крупнокалиберный. Тут они постреливали из ДШК.
— Я слышал. Но не получится, железо, на хрен, отдачей сорвет.
— А в багажник? Будет тачанка.
— Это можно попробовать.
Мы приволокли станковый пулемет и действительно умостили его в багажник. Не ахти как получилось, но если снять заднее сиденье и сорвать крышку, то в принципе можно вести огонь по догоняющему противнику. Пока Гром работал саперной лопаткой, как ломом, я морщился. Багажник было жаль. Наконец он справился и отшвырнул крышку в кусты.
— И что дальше? — спросил я.
— Тебе же Кирилл нужен, а не сосунки? Значит, нет вариантов, надо нам с тобой разделяться.
— А смысл?
— Я отрокам глаза намозолю и потащу их за собой по дороге к Обрыву. Пойдут они за мной, никуда не денутся. К тому же вряд ли их командирам придет идея что мы с такими малыми силами сможем разделиться.
— Логично.
— Ну вот. Я сигану с Обрыва и окажусь в постельке с бабой. А тебе, Сань, расхлебывать остальное. У меня с Кириллом нет таких счетов, как у тебя.
— Да уж. Насчитал я ему за последние дни по самое некуда.
— Значит, так тому и быть. Жаль только бегать придется от руля к пулемету. Водителя бы...
— И авиационную поддержку.
— Ага, — улыбнулся Гром. — В самую точку. Ладно, Сань, лишние проводы — лишние слезы. Времени и так нет ни фига. Вали отсель, я тут поработаю чуток. А освободишься, заезжай на чаек. В баньку, с девками.
— Заскочу, — пообещал я, хотя чувствовал, что никакого чая не будет.
Не будет Гром прыгать с Обрыва. Видел я по его глазам, что не будет. Постарается удержать внимание пацанов до конца, постарается дать мне как можно больше времени на Кирилла. Потому что Кирилла без армии я уже убивал. А вот с армией будет труднее. Тут и так с ним пуп надорвешь...
И самое ужасное, что я понимал — так и для Грома будет лучше. Он тоже понимал. Жизнь только для собственного удовольствия быстро превращает человека в дерьмо. А ему не для кого больше было жить. И дерьмом становиться не хотелось. А тут появляется Саша Фролов, как обычно, в состоянии спасения мира... Удобный случай уйти хорошо. Нет, я действительно его понимал. Особенно после того, как он хлопнул дверцей, оставив меня одного у Ворот.