Мне показалось, что хмель снова начал возвращаться в его голову. Ну точно Верещагин... Тот тоже весь фильм пьяный ходил. Какие же действительно неожиданные повороты устраивает нам временами судьба!
В подвал пришлось спускаться несколько раз — не обращая внимания на проституток, то и дело шмыгавших перед нами, мы деловито погрузили вооружение в багажник моей «жигульки». Алиса, надо отдать ей должное, принимала в погрузке посильное участие — таскала легкое вооружение и боеприпасы. Наконец мы загрузили машину так, что она ощутимо просела на амортизаторах.
— Если менты остановят, я умру со смеху, — гулко расхохотался Громов.
— Фигня! — отмахнулся я. — Скажем, что мы чеченцы, и откупимся.
— С моей рязанской мордой?
— Да ладно, вот Алиса, если не так ярко оденется, вполне за шахидку сойдет. К тому же откупаться будем с размахом. Как при захвате «Норд-Оста».
— Имеем право, — кивнул Громов.
Я сел за руль, и мы выехали со двора, оставив ворота распахнутыми настежь.
— Закроешь? — спросил я.
— А зачем? — Бывший прапорщик пожал плечами. — Все равно ни одна зараза сюда не сунется.
— Самоуверенность является серьезным пороком для воина, — вклинилась в разговор Алиса.
— А вам, девушка, слова пока никто не давал, — оскалился Громов.
Алиса шутки не поняла. Я видел, как она напряглась, но решил не вмешиваться в ситуацию. Похоже, и Гром понял, что ляпнул лишнего — шуточки умолкли, и мы долго ехали молча. Каждый раз, когда проезжали милицейские посты, у меня посасывало под ложечкой. Но никто нас не остановил. Да если бы и остановили, то с таким количеством вооружения точно приняли бы за террористов. А это куда лучше, чем за бандитов, поскольку бандитов, если верить новостийным сводкам, укладывают лицом в снег, а с террористами постоянно ведут переговоры. На переговоры у меня бы денег точно хватило. Даже тех, что с собой.
Когда въехали в город, Алиса натянула на голову эфирный детектор. Громов хотел высказаться по этому поводу, но я жестом его остановил, мол, человек знает, что делает.
— Холодно, — заявила она. — Ночь, значит, надо ближе к центру.
— Почему? — удивился я.
— Давай я сяду за руль, а ты посмотришь.
— Думаешь, я узнаю Ворота?
— Конечно. Давай, давай!
Мы поменялись местами, и я опустил на глаза окуляры. Алиса тронула машину с места. Сначала я не заметил ничего необычного — ну город и город, но уже спустя пару минут различил впереди какое-то странное движение. Это было похоже на вспышки неоновых панно или на далекие зарницы, и лишь приглядевшись, я с изумлением увидел огромный мерцающий вихрь над городом. Похоже, он был где-то в самом центре Москвы, кажется, в районе Тверской. Алиса правила точно туда. Мы выехали на Бульварное кольцо, и «жигулька» резво помчалась в направлении Тверского бульвара. Вихрь рос с каждой минутой, нависал над нами... По ходу я заметил еще несколько похожих вихрей, только гораздо меньшего размера, однако их местоположение трудно было с точностью локализовать.
И только когда мы выехали на Гоголевский бульвар, я сообразил, где в точности расположен гигантский вихрь — он вздымался непосредственно над казино «Шангри-Ла». Меня ужас охватил, когда мы к нему приблизились. Чудовищный мерцающий хобот, тянущийся, казалось, в глубины космоса.
— Что это? — шепотом спросил я.
— Впечатляет? — спросила Алиса. — Так выглядят все игорные дома. Огромные воронки, высасывающие человеческую удачу. И энергию. Но эта в Москве самая крупная.
— Что значит энергию? — не совсем понял я.
— А то и значит. Вместо того чтобы делать нечто полезное для других или хотя бы для себя, люди тратят время на переставление фишек или дерганье рукояток одноруких бандитов. Время конвертируется в энергию, ведь сделать что-либо, можно лишь затратив определенное время. И вот все потерянное здесь время конвертируется частично в деньги, которые остаются в казино, а частично в чистую энергию неисполнившихся надежд и желаний, в энергию зависти, жадности, похоти. Все это концентрируется тут в немыслимых масштабах и создает поток. Это как слив помоев.
— При чем здесь удача?
— Люди ведь рвутся сюда за удачей. Поэтому теряют в основном именно ее. Чаще всего кто приходит за шерстью, уходит стриженым. Это закон мироздания. Такой же жесткий, как закон сохранения энергии в физике. Потерянное время и потерянная удача, разменянные на горсть мелких купюр, потоком устремляются в космос. И на Земле удачи становится все меньше и меньше.
