Да, Разбойник добровольно сдался Баннаргану при условии освобождения Кадайль. Так что теперь с чистой совестью можно было обезглавить преступника или бросить его в костер.
Но исполнению этой казни мешал спектакль, разворачивающийся, как было известно Баннаргану, перед запертыми воротами замка. Сотни, тысячи людей собрались там на рассвете, чтобы выразить свою скорбь по поводу гибели правителя и оказать поддержку Разбойнику.
В этой поддержке и заключалась опасность. Баннарган вспомнил, что сам отговаривал Прайди, когда тот выразил желание поймать и казнить нарушителя спокойствия. Кроме того, в отсутствие духовных и светских правителей власть в стране тяжелым грузом, или почетной обязанностью, ляжет на его, Баннаргана, плечи, пока лорд Делавал не явится и не объявит свои права на Прайд. И судьба Баннаргана будет зависеть от его сегодняшнего решения.
Он смотрел на Разбойника и очень хотел ненавидеть его. Баннарган вызвал в памяти образ своего друга, непреднамеренно убитого его собственной рукой, и хотел обвинить Разбойника в его смерти.
И все же слова брата Реанду не пропали впустую. Послужит ли казнь Разбойника на благо Баннаргану? Или наоборот, обесчестит его?
А может, это не имеет значения?
Долго еще Баннарган смотрел на Разбойника и размышлял, а потом с изумлением услышал собственные слова:
– Убирайся из Прайда!
Повозка давно скрылась из виду, а брат Реанду долго еще стоял у ворот монастыря, смотрел на опустевшую дорогу и обдумывал события, случившиеся в монастыре со вчерашнего дня. Магистр Бателейс от полученных травм скончался, и брат Реанду остался старшим по рангу священником во всем Прайде, исключая отца Жерака. Уже по пути из храма братья Абеля принялись обсуждать дальнейшие перспективы своей церкви в стране, которая, лишившись законного правителя, в недалеком будущем лишится и имени.
Так же, как брат Реанду готовился к визиту духовного начальства из Санта-Мир-Абель, Баннарган со своими помощниками готовился к приезду лорда Делавала и его племянника принца Йеслника. Никто не сомневался, что Прайд перейдет во владение молодого принца, хотя и под опекой Делавала.
Реанду не мог удержаться от усмешки, вспоминая, с каким презрением относился старик Ренарк к захвату власти в стране лордом Делавалом. Но Ренарк превратился в немощного идиота, в калеку, не способного контролировать собственные движения. Он едва мог есть, давился каждым куском, и в скором времени мог просто-напросто задохнуться. Реанду пытался оказать ему помощь магическими камнями, но потерпел неудачу. Справиться с последствиями нанесенного Брансеном удара было выше его скромных возможностей.
Реанду считал, что старый самхаист получил по заслугам, хотя его положение и вызывало некоторое сожаление.
Но сейчас у Реанду не было времени сочувствовать кому бы то ни было, ему предстояло закончить много дел за тот короткий срок, что оставался до приезда инспекторов. Они потребуют от брата Реанду самого подробного отчета, а если в монастыре найдут какой-то беспорядок, отчет вряд ли будет принят благосклонно. Каждому из братьев обители предстоит как следует потрудиться, и Реанду тоже.
Пора было возвращаться в собор, и монах бросил последний грустный взгляд на пустынную улицу. Реанду уже скучал по Брансену и сожалел, что не успел узнать получше этого удивительного юношу. И еще брат Реанду надеялся, что монахи не будут слишком усердствовать при ревизии священных самоцветов, потому что не рассчитывал оправдать в их глазах свой поступок. Он разрешил Брансену увезти с собой украденный гематит.
Несмотря на все опасения, с лица Реанду не исчезала улыбка. Никто другой, кроме Брансена, не был достоин божественного дара.
– Прощай, Брансен Гарибонд, – прошептал он опустевшей улице.
Простая повозка катилась по вымощенной булыжником дороге и слегка покачивалась на ухабах. Экипаж двигался не спеша, и Брансен, держа поводья в руке, не подгонял лошадей. Он никуда не спешил, как не спешили Кадайль и Каллен, сидевшие рядом с ним. Позади повозки трусил на привязи старый ослик по кличке Дули.
– Никогда не предполагала, что мир так велик, – изредка восклицала Каллен, и в ее блестевших глазах светилось предвкушение приключений.
