– Никогда не смей таким тоном говорить о несчастном Брансене, – потребовала она. – Не издевайся над ним!
– Я… я не… – попытался ответить Разбойник.
– Я думала, что ты лучше остальных, – возмущалась Кадайль. – Увечья Брансена Гарибонда – не повод для насмешек и, уж конечно, в этом нет его вины. Ты хотел посмеяться, назвав меня его возлюбленной, но я бы ею стала, не сомневайся, будь он здоров.
От этих слов у Брансена чуть не подкосились ноги, а сердце в груди забилось вдвое быстрее.
– Я-то думала, ты не такой, как все, – продолжала Кадайль, не обращая внимания на руку Разбойника на своем плече. – Когда ты дрался с Таркусом Брином и его дружками, когда ты его убил, я считала, что ты это делаешь и ради Брансена, не только ради Кадайль.
– Так и было, – сумел вставить Брансен.
– Но ты смеешься над ним.
– Нет, не смеюсь.
– Как же тебя понимать?
– Я боялся переступить черту в своих ухаживаниях, – на ходу импровизировал Брансен. – И счел необходимым выяснить твое истинное отношение к Аисту,
– Я ненавижу это прозвище. Его зовут Брансен.
Разбойник принял поправку с глубоким поклоном и совершенно искренне задал следующий вопрос:
– Так ты его не любишь?
– Может, и люблю.
– Но ты не выйдешь за него замуж?
– Выйти за Брансена? – скептически переспросила Кадайль. – Он едва может позаботиться о самом себе. Как же ему заботиться о семье? Брансен навсегда останется в монастыре Святого Абеля.
– А что будет с Кадайль?
– Это решит сама Кадайль.
Разбойник отвесил еще один почтительный поклон. В тот момент ему пришло в голову сорвать маску с лица и открыться Кадайль. Как ему хотелось это сделать!
Но он не мог. Он не мог подвергать опасности девушку, открыв свою тайну. Кроме того, у него не хватало смелости. Она ведь не призналась в своей любви, просто не стала отрицать этой возможности.
Брансену определенно не хватало храбрости.
– Не только ты одна заботишься о Брансене, – сказал он.
Его заявление явно не убедило Кадайль, но хотя бы немного притушило ее гнев.
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
Кадайль долго молча смотрела в его глаза, и ее ответ прозвучал тихо и определенно: «Нет».
– Но никакого поцелуя взамен цветов я не получу? – осмелился улыбнуться Брансен.
– Может быть, в другой раз, – ответила она, но, услышав вздох облегчения, добавила: – А может, и никогда.
– Дорогая госпожа, не надо играть с моим сердцем.
Кадайль рассмеялась:
– Теперь ты насмехаешься надо мной?
Она не переставала смеяться, и Брансен тоже не смог остаться серьезным.
Немного спустя Брансен вспомнил, что монахи собирались вернуться в монастырь сразу после обеда.
– Мне пора идти, – сказал он. – Но даю слово, я еще вернусь.
– Это очень опасно.
– Сердце мужчины стремится к риску. Времени оставалось в обрез. Всю дорогу до самой реки он летел на крыльях надежды и восторга и все же опоздал. Брансен благополучно добрался до берега, переоделся и принял образ Аиста, но, как только доковылял до ворот монастыря, увидел, что брат Реанду уже вернулся и поджидает его у дверей. Монах явно чего-то боялся и к тому же был довольно сильно рассержен.
– Что ты делаешь за пределами монастырской стены? – проворчал он, схватил Брансена за руку и потащил внутрь. – А что у тебя в этом свертке?
Брансена охватил паника. Он решил, что все кончено. Но окрик с другой стороны двора отвлек внимание Реанду.
– Скорее иди сюда, – позвал его магистр Бателейс. – Лорд Прайди приказал прочесать весь город в поисках необходимой суммы для принца Иеслника!
– Закончи свою работу, – приказал Брансену брат Реанду и заторопился на зов, видимо уже забыв о злополучном свертке.
Юноша вздохнул с облегчением.
Он преодолел путь до своей кельи и упал на кровать. Правитель приказал собрать дополнительные деньги?
Брансен закрыл глаза и постарался уснуть. У Разбойника этой ночью будет немало хлопот.
Ему снился прекрасный сон о Кадайль на цветущем лугу. Его тело еще помнило горячий поцелуй крестьянки, но в мыслях он видел на ее месте другую. В глубине души Брансен даже во сне знал, что поцелуи Кадайль будут слаще.
Дневные переживания и буря различных чувств, да еще усталость от необходимости поддерживать энергетический канал настолько утомили Брансена, что он проснулся не среди ночи, как обычно бывало в последнее время, а рано утром, от криков братьев, призывавших его на работу.
