Девушка стащила через голову рубашку, и Брансен отвернулся, с трудом переводя дыхание. Как хотелось ему насладиться красотой ее соблазнительных округлостей и видом изящных рук и ног! Не только любопытство, а что-то еще, более глубокое, подстрекало обернуться и рассмотреть девушку. Но Брансен был уверен, что этого не следует делать.
До поздней ночи он оставался у дверей домика на страже покоя Кадайль. А в долгие ночные часы практиковался в упражнениях Джеста Ту, оттачивал точность движений, запечатлевшихся в его памяти, учился управлять мышцами.
Любой из мудрецов Джеста Ту при виде его тренировок мог решить, что юноша вырос в монастыре Облачный Путь.
В эту ночь никто не побеспокоил обитателей маленькой хижины, в следующую тоже, и еще две ночи прошли спокойно. Но каждый вечер Брансен приходил на свой пост, оберегал покой женщин и испытывал новые возможности своего тела, радовался обретенной силе и ловкости.
– Как воспримут магистр Бателейс и брат Реанду мое превращение? – спрашивал он самого себя.
В течение этих ночей юноша не раз разговаривал вслух с самим собой. И каждый раз его речь без запинок, без напряженного контроля за движениями лицевых мускулов, без брызг слюны безмерно радовала слух.
– А Берниввигар? – негромко продолжал он. – Уж этот старик точно удивится, но не обрадуется. Что-то он скажет, когда я посмотрю ему прямо в глаза и назову преступником? Чем сможет ответить, если я собью его с ног и отплачу за причиненные Гарибонду страдания?
Мечты о мщении заставили его глаза ярко блеснуть в лучах луны. Брансен помотал головой и отогнал прочь опасные мысли, вспомнив, что Берниввигар действовал по приказу лорда Прайди. Неужели ему придется сражаться со всем Прайдом?
– Гарибонд, – снова зашептал он в темноте ночи. – Ты мой настоящий отец, хотя и не кровный родитель. Твои усилия увенчались успехом, твои молитвы услышаны. Ты увидишь своего сына сильным и ловким, и я буду заботиться о тебе, как ты заботился о калеке долгие годы. Больше никогда не придется тебе сидеть под проливным дождем на берегу озера в надежде выловить пару рыбешек и наполнить голодный желудок. Больше никогда не будешь скользить по крутому склону ради охапки хвороста для очага. Никогда, отец.
Брансен договорил и внезапно подпрыгнул высоко над землей, выбросив вперед правую ногу круговым движением. Мышцы подчинялись любому приказу мозга, суставы поворачивались свободно и без всякой боли. При завершении выпада он даже расслышал свист рассекаемого воздуха, настолько резким и быстрым было движение. Брансен легко приземлился на полусогнутые ноги и так же резко развел руки в стороны, словно поражая врагов. Затем замер на месте и повернулся к окнам домика.
– Кадайль, – прошептал он.
Брансен попытался представить себе ее реакцию, когда он откроет свое лицо и признается, что перед ней уже не тот Аист, какого она знала прежде. Неожиданный приступ страха заглушил слова признания. Он жаждал сейчас же постучаться в дверь и признаться любимой, что для него нет ничего более драгоценного, чем ее улыбка и ласковое прикосновение, нет ничего теплее, чем ее легкое дыхание.
Вряд ли она ответит взаимностью на его признание. В глубине души Брансен понимал, что его образ всегда будет связан в глазах Кадайль с беспомощным калекой, барахтающимся в придорожной грязи. Как может такая прекрасная девушка испытывать к несчастному уродцу какие-то иные чувства, кроме жалости и сострадания?
– Как я мог мечтать о чем-то другом? – спросил он пустынную дорогу.
Но, как оказалось, не совсем пустынную. Брансен насторожился и уловил смутные очертания нескольких фигур, потом до него донесся приглушенный расстоянием смех и звон разбитой бутылки.
Юноша метнулся в тень дерева, стоящего в десятке ярдов от стены дома Кадайль. Он пристально вгляделся в темноту и в самом конце переулка, ведущего на восток, различил пять темных фигур. На таком расстоянии было невозможно разобрать ничего, кроме силуэтов, но Брансен понял, что это Таркус и его дружки явились исполнить свои угрозы. У него так сильно задрожали руки, что пальцы выбили дробь на коре дерева. Ноги внезапно ослабели, а во рту пересохло.
