В конце концов он встал и занялся тем, что пристало человеку. Правда, на "Сокровище" действовали весьма строгие правила, касавшиеся личной гигиены, но даже на верхних палубах не было таких возможностей, как здесь. Он встал под душ, обильно намылился раз, другой, третий, с наслаждением вдыхая запах, такой непохожий на горький запах детергента, автоматически текущего из кранов на палубе ази, щиплющего глаза и нос. Он заботился о своем виде, считая это долгом по отношению к НЕЙ, чтобы не слишком выделяться среди всех прекрасных вещей, которыми она владела и которыми позволяла ему пользоваться. ОНА была мерой всего обширного мира, сквозь который вела его за собой. Он видел богатых людей, могущественных людей, дрожавших перед ней от страха, видел, как они боятся ее маджат и как послушны ей. И тот, второй Контрин, относился к ней с уважением. А он был к ней ближе всего. Чувство собственной значимости кружило ему голову, как вино.
На корабле его поражала реакция других на ее присутствие, он не знал, что значит жить по другую сторону, внутри защитного панциря.
Он находился дома, внутри, а другие – нет. Он видел новые вещи, детали которых продолжали оставаться для него загадкой, для которых он не мог даже подобрать названий, не имел сравнений, кроме того, что узнал из лент, которые она ему дала. Он посетил с нею места, где не бывали даже те богатые и могущественные люди, которых он видел в салоне "Сокровища", демонстрировавшие ему лишь обрывки своей жизни, скрытой и до и после этого завесой тумана. Он ушел оттуда в невообразимо широкий мир, где жили рожденные люди, и ОНА была рядом с ним, чтобы он никогда не потерялся.
Он снова стоял над клетками ази, почти забытыми, потому что период до "Сокровищ Андры" расплывался в его памяти, недосягаемый из настоящего, ибо был лишенной всего пустотой. Сегодня он снова взглянул вниз, как смотрел когда-то, но теперь он знал что на этот раз не возвращается после гимнастики в свою камеру, в мир лент, шепчущих в его мозгу. На этот раз он пришел посмотреть и уйти, а свежий воздух и свет прогнали вонь клеток. Страх перед этим местом исчез навсегда.
Благодаря ЕЙ.
Она была рядом с ним ночью, когда он видел сны об одиночестве между стенами камеры, где был только яркий свет прожекторов и паутина металлических помостов над головой, где он съеживался в углу, Потому что только стен мог коснуться, только на стены мог опереться и успокоиться. На палубе с "Сокровища" все ази спали рядом друг с другом, чтобы обрести это впечатление, и худшее, что могло случиться, это оказаться снаружи, когда никто не хотел тебя коснуться. Ощущение, что находишься снаружи осталось в памяти как самое страшное воспоминание долгого путешествия, когда Контрин стала его проклятием, и никто не хотел к нему подойти.
Она сделала это… и даже гораздо больше, чем те пассажирки, которые ангажировали его на одну ночь или даже на все путешествие… она осталась. Богатые позволяли ему касаться себя, давали впечатление переживаний, навсегда остающихся недоступными ази; во всяком случае он верил в существование таких вещей, в чувства более глубокие, чем жмущиеся друг к другу ази. ЛЮБОВЬ, – говорили они. Но потом богатые уходили своим путем, а он оставался на корабле, связанный контрактом навсегда. Только ази давали тепло, достижимое после дня работы, когда он возвращался ночью на матрац и был внутри, со всеми рядом.
А потом пришла Раен. Раен, которая была всем этим, которая имела его контракт, и значит, была навсегда.
Разогретый купанием, он лег в прохладную постель и думал о ней, вглядываясь в тучи над куполом, в мелькающие среди них молнии и капли дождя, падающие на стекло и преломляющие свет в потоках воды.
Он не любил молний. Никогда, с тех пор, как проработал свой год на полях Андры, прежде чем попасть на "Сокровище". Это не изменилось и до сих пор. Какие-то вздорные мысли блуждали в его голове – рваные фрагменты гипнолент.
Для некоторых глаз цвета невидимы.
Для других невидимое имеет множество цветов.
И обе эти вещи правдивы. И обе нет.
И одна из них обман. И – ни одна.
