И тут Он мне говорит: «вспомни момент, когда ты отошел от тела». Я говорю: «так это я был?» — удивленно. «Да, ты был. Я хотел тебе показать все: от самого начала до конца — Моего прихода».
Я не видел Бога, не видел Христа. Но я Его слышал. Вот знаете, это такой был голос — нежный, мягкий, но тут же и громкий такой, вы знаете. И такой четкий такой. Не знаю, как это чувство объяснить… Но это с любовью было. Настолько это было с любовью, говорил Он со мной. Я с Ним разговаривал. И я говорю: «да, да Господи…». Прям говорю так — «Господи, Господи, Господи!» Я уже без остановки все это говорил, потому что настолько я был напуган вот этим адом. Реально, это ужасно, ад. Это нет там такого — черти с хвостами и рогами. Нет, это люди вообразили себе здесь специально. Это тоже некий обман. Но, с другой стороны, может, представляют себе так — как они выглядят, чтобы нам туда не попасть. Козлы похожи все-таки… и вот, изображают козлов, в этом роде.
И вы знаете, вот Он мне говорит эти фразы, и говорит: «будь Моим сосудом». Я говорю: «каким сосудом?» Я еще не понял, что за сосуд. И вдруг, я слышу — Пресвятая Богородица мне говорит: «дал обет — выполни! Дал обет — выполни! И любви к тебе у людей будет не меньше, чем у нас к вам». Я не понимал, в чем дело. И тут же такой голос: «иди! Иди! Иди, и проповедуй! Иди, и говори обо Мне!» Я так напуган тоже одновременно был. Не то что напуган, больше я был в недоумении. Непонятно, что… я понимал, что я такой великий грешник. Побывав в аду, я понял, что я великий грешник. Вот, действительно, грешник. И думаю: «да какой там, кому-то чего-то рассказывать-то».
И меня провожали они, вот, как будто, выстроились возле вот этого вот Града Иерусалимского, что мы называем, да. Как будто, меня провожали всем вот этим вот… я не знаю, как это объяснить… как будто, меня провожали. Вот. И вдруг я резко пять дергаюсь-дергаюсь-дергаюсь, и резко провалился. Меня что-то потянуло вниз. Но это уже был не ад. Это был уже не ад. Я открыл глаза — это уже была больница.
Но перед тем, как открыть глаза, да, я уже увидел больницу, но, на самом деле глаза я еще не открыл. Это мне показалось, что я открыл глаза, и я дергаюсь. Вот реально дергаюсь. Я пытаюсь встать с кровати, на которой я лежал. Я пытаюсь встать, потому что я не понимаю — вот что-то меня примагнитило к кровати, и все. Я пытаюсь встать, и я не могу встать… Вы знаете, я только сейчас понимаю, что это так я входил в тело свое. То есть, Господь меня вернул опять сюда, в этот мир, и я входил в свое тело. Это было так страшно, это было так неприятно, это было так ужасно — входить в свое тело. Меня, как будто, ломало всего. Я не понимал, что происходит. Вы знаете, и руки, и пальцы у меня, как будто, выворачивались.
И я не понимал. Я говорил: «да отпустите вы меня!» А врачи рядом уже стоят. Я вижу врачей, я к жизни вернулся. И тут я услышал первый звук: пык, пык, пык — сердце забилось. И все, и, как будто, меня больше не ломает ничего. И еще какой-то сон мне приснился, я не знаю. И потом, я открываю глаза — я на больничной кровати, все. Тут мама сидит, меня за руку держит. У меня такая штука лежит — не маска, а такая, внутрь. И я ничего не понимаю. Через несколько дней мне вынули эту штуку из горла. Ее очень противно вынимают — она очень длинная. Для дыхания, вот. А через нос мне шло питание. Вот. И потом это все вынимают у меня. И вы знаете, я резко пошел на поправку. Я очень резко пошел на поправку.
И меня увозят в Германию через несколько дней. Но я попросил священника. Мне привели одного священника. Я говорю: «нет, мне этого не надо». Второго. Я говорю: «нет, не хочу у этого исповедоваться». Мне нужно было исповедаться и причаститься. Вот. И в итоге, мне приводят последнего священника, и я говорю: «вот у этого исповедуюсь». Такой был скромненький, пожилой такой, вот, до сих пор помню. Я вот у него исповедовался. Он меня причастил перед тем, как в Германию увезти. Вот. И все, и меня увозят в Германию. На трансплантацию костного мозга, в Мюнхен. Под Мюнхен, это рядом находится… Там более развита технология.
