Он замолк, глаза у него горели. Одержимый, подумала она,
- Что это?
- Женские побрякушки. Если их найдут при тебе, ничего не заподозрят.
- Я не боюсь. Как это послужит мести?
Он колебался.
- Я привыкла знать. Или владыки разуверились?..
- Их хозяйка - Серая Дева.
Ей не надо было переспрашивать. В этой шкатулке - смерть. Медленная и неотвратимая. Серое крыло накроет залитую огнями Ратангу. Да, это месть...
- Давай.
Шкатулка была тяжела. И что-то чуть слышно побрякивало внутри. У него тряслись руки, а когда она взяла шкатулку, на лице его отразилось облегчение, и она усмехнулась - впервые за весь вечер.
- Ты должен уйти сегодня?
- Нет, задержусь, - он облизал губы.
- Дай мне нож.
Он помялся, потом вытащил из рукава нож-икол с тонким длинным клинком. Оружие убийц.
- Есть у тебя еще?
- Да.
- Хорошо. Теперь иди. Стой! - на подняла руку. - Что там?
Он повернулся резко, и тогда она ударила ео ножом между лопаток. Повторять удар ей не пришлось.
При нем была еще одна шкатулка. Икол. Несколько монет. Кресало. Больше ничего. Она стащила мертвеца в погреб. Потом развела в очаге огонь. Положила на угли обе шкатулки. Старое дерево прогорело не сразу. Почти до утра сидела она на корточках перед очагом, подкладывая ветки.
Гамаюн. Бой.
Еще вчера пылала огнями Ратанга - горсть сияющих светлячков на ладони горы. Сегодня от праздничных огней остались лишь угли. Еще более черной громадой на черном небе возносился над валами город, и ни один огонь не мелькнул живой искрой из тьмы.
Темно было и на валах, даже сторожевые костры погашены - будто вымерло все. И только из стана кочевников доносились с порывами ветра шум и лязг оружия, и пылали алыми точками во мраке далекие костры...
Я спустилась с вала. Ветер отдувал с головы капюшон плаща. Внизу часовой, вынырнув из мрака, негромко оклинул меня и, услышав ответ, снова растворился в темноте. А я пошла дальше, и казалось мне, что никого больше не существует на свете...
Задумавшись, я шла вперед, пока не наткнулась на туго натянутую парусину это были палатки вождей. Следовало уйти отсюда, мне, простому воину, здесь не место. И кого мне искать? Кому дело до меня сегодня, перд последним боем? Я прибавила шаг, обошла палатку и отпрянула, различив неясную фигуру человека.
- Эй. кто здесь? - окликнул знакомый голос, и уменя отлегло от сердца, потому что этоыл Вентнор. И что-то сладко дрогнуло внутри, потому что я поняла, зачем бродила бесцельно полночи по уснувшему лагерю. Чтобы увидеть его.
- Кто? - повторил он резко, и я спохватилась.
- Это я, Вентнор.
- Эгле? - он подошел совсем близко, и можно было различить его лицо. Почему ты здесь?
- Не спится.
- Напрасно, - сказал он. - В бою рука должна быть твердой, если не хочешь погибнуть.
- А если хочу?.. - вырвалось у меня, и я тут же пожалела об этом.
- Не спеши умирать, - сурово сказал Вентнор. - Ты на это еще права не имеешь.
- Как так?
- Другие, достойные, умирают, а им бы жить да жить. А ты, девчонка еще, смерти ищешь? не выйдет.
- Спасибо за урок, - голос у меня дрогнул,и я шагнула было прочь, но Вентнор удержал меня.
- Не сердись, Эгле, - проговорил он мягче. - Но перед боем такие черные мысли...
- Тебе-то что? - перебила я. - Тебя беспокоят мои мысли, да? Не бойся, я и так буду сражаться, как все.
- Я знаю, - он вздохнул. - Что с тобой, Эгле? Ты... боишься?
- Нет, - ответила я горько. - Мне нечего бояться, Вентнор. И разве ты защитишь меня от страхов?
- Я? От страхов? - переспросил он удивленно. - О чем ты?
- Ни о чем! - оттолкнув его, я бросилась прочь. Он окликнул: "Эгле!", но я не остановилась.
Горько мне было, горько и больно оттого, что я не смогла сказать Вентнору то, что хотела. "А он ничего не понял", - с той же горечью упрекнула я, хотя он ни в чем не был виноват. И я знала теперь, что никогда больше не заговорю с ним об этом. Это ни к чему, это никому не может принести радости.
Я бежала долго, не разбирая дорги, спотыкаясь, потом устала, пошла медленнее. Провела ладонью по щеке - мокрая, а я и не заметила, что плакала... Боль моя затихла, свернулась клубочком в груди, неопасная теперь, но я знала, что она скоро проснется... Я облизнула губы, горькие и сухие, как будто я по ошибке выпила отраву. Ну, пусть. Пусть все будет, как есть.
