Если Андрей уверовал в сообщённую мною «нечестность» жены, то дальше просто: «тихий сыск по краям». При подтверждении — дыба, допрос, ряд казней. Двоих братьев-любовников-Кучковичей, известных мне по «морализаторскому сочинению» с псом-выжлятником, которое я цитировал князю Андрею в Янине — минимум.
Если мои слова для него — бред, то место Улиты — в княжьей постели, Ану — в ряду прочих наложниц. А моей голове — на плахе.
Кажется, есть только один путь, который приводит к летописному результату. Путь, при котором трио преобразуется в квартет.
«А вы, друзья, как ни садитесь,
Всё в музыканты не годитесь».
В «музыканты» — нет. А вот в «святорусскую» элиту — вполне.
Четвёртый участник — епископ Ростовский Феодор, «бешеный Федя». Который находит каждому — его «правду»:
– (Улите) Дела твои блудливые — вскрылись. Андрей вернётся — на дыбе сдохнешь. Единственный путь тебе — в монастырь. Андрей — человек богобоязненный, черницу, покаявшуюся, мирское отринувшую, защищаемую покровом святым — не тронет.
– (Кучковичам) Сестрица ваша, утомившись делами мирскими, поживши без супруга своего, очистила душу свою молитвами святыми и решила отряхнуть прах мира тварного с ног своих, закрыться в обители святой. И получило на то моё архипасторское благословление. С коим вы согласные и сердечно приветствуете. Или вам, кобелям паскудным, под топор охота?!
– (Андрею) Супруга твоя молилась за тебя и за победы твои и, просветлённая ангелами божьими, дала обет — коли воссияет мечами твоими слава Пресвятой Богородицы, то примет она постриг и удалится от мира дольнего. Дабы истово молить Заступницу о возвеличивании веры православной и спасении души твоей.
Да, публично принесённый обет Богородице, принятие которого к исполнению подтверждается победами русского оружия, возвращением живыми и невредимыми мужа и сына, удостоверенный «представителем божьим в земли сей» — это «необоримо». А ещё: не — позорно, но — благолепно. Честь брошенного мужа не замарана, но, наоборот — изукрашена. Ибо из-под его руки, из его дома выходят такие праведницы, такие к божьему благу промысленницы. Стало быть, и сам, «хозяин» — к святому да доброму склонность имеет. Хотя, конечно, покамест в трудах и заботах, мирских и суетных, повседневно пребывает.
Это тебе не пункт из пятой «разводной статьи» — «… или сама покрадет…». Это — основательно, благопристойно и богоугодно. Отношение верующего к его богу сравнимо с торговлей. «Ты мне — я тебе». Ты мне — блага, я тебе — веру, молитвы, посты, постриг…
– Я тебе — пообещала, ты мне — сделала, с меня — оплата.
Что есть «Ветхий Завет»? — История о заключении договора между богом и народом. Потом народ из этой договорной кабалы пытался выскочить, а ГБ — его наказывал. Что форма штрафов и пеней, типа «истреблю всякого, мочащегося к стене» — несколько не соответствуют нашему представлению о справедливости «в споре хозяйствующих субъектов»… — это чисто наши проблемы.
И учтите: все оттенки той, «ветхозаветной» истории, со всеми попытками двоякого толкования, неоднозначности понимания, мошенническими увёртками, «добросовестными заблуждениями», «обычным правом», «здравым смыслом», форс-мажорами и просто разгильдяйством — у всех на слуху. Этим долбят каждый день по три раза: утром, в обед и вечером. Чаще, чем Гимн Советского Союза по радио.
Для искренне и истово верующего Боголюбского — даже мысли поломать такой «божественно ориентированный сговор» — не возникает. Воля господняя, благочестие, подвиг. Наоборот: хочется сподобиться и прикоснуться. К той, вдруг просветлённой и осиянной, душе.
– А где ж она?
– А тама. У меня в Ростове. Постится и молится. Царице Небесной, заступнице нашей.
Крыть — нечем. Можно, конечно, всё бросить, вскочить в лодку и ляп-ляп вёслами — побежать в Ростов. Но… а тут? А дела спешные государевы? А там? Поди, годовой карантин, монастырский Устав, местные свары-дрязги… Ни самому с экс поговорить, ни, тем более, оную к Манохе на беседу пригласить.
Вот был бы уже у Боголюбского свой женский монастырь под боком — сразу бы спросил:
– А почему не здесь? А ну-ка переведи сюда. Я тоже хочу… благочестия еёного восприять чуток.
