Незнакомец, назвавший себя Джейкобом, много лет был тайным агентом одной из спецслужб Великобритании. В годы Второй мировой войны Джейкоб находился в Европе со специальным заданием. Задание же заключалось в том, чтобы помешать европейским евреям покинуть пылавший континент и не допустить их отправки к берегам Палестины. Отец Джозеф никогда не интересовался историей Катастрофы и создания Государства Израиль, а потому у него не было причин сомневаться в сказанном. Да и как было сомневаться? Исповедь все-таки, а не политическая лекция…
Из Венгрии должны были отправиться в Палестину триста сорок три человека. Британская разведка узнала об этом, в то время как фашисты ни о чем не подозревали, потому что спасти евреев вознамерился один из хозяев предприятия, на котором эти евреи тянули лямку трудовой повинности. Джейкоб получил сведения от своего начальства и сделал так, что в гестапо тоже все стало известно.
Первую группу беглецов схватили по дороге из города, а потом взяли остальных. Что с ними стало, Джейкоб не знал — вероятнее всего, они попали в один из лагерей смерти.
Говорил Джейкоб об этом сухо, просто факты перечислял, в годы войны он выполнял долг, не видел в том ничего дурного, и лишь много лет спустя у него заговорила… нет, не совесть, с совестью он был по-прежнему в ладах, но появилось сомнение: а не обвинен ли он будет на Страшном суде в том, что выполнял приказ? Джейкоб был католиком, и свои отношения со Всевышним ценил превыше всего. Вот он и решил заранее испросить у Господа прощения.
— Этот случай был не последним? — осторожно спросил отец Джозеф, чувствуя, что на голове у него волосы встают дыбом: он живо представил себе женщин, детей и стариков, которых волокут к вагонам, а потом в газовые камеры…
— Нет, отец мой, — ответил Джейкоб. — Я хочу исповедаться в том, что раскрыл девять еврейских групп. Метод был простым, но эффективным. Я точно знаю, что вторую группу, например, — это было в Румынии — расстреляли целиком, даже не довезли до лагеря. Кажется, там было человек двести.
И еще он говорил, и еще… Что должен был сделать отец Джозеф? Рассказать всем о том, чем занимались в Европе некоторые просвещенные англичане? Он не мог — тайна исповеди. Отпустить Джейкобу грехи и забыть? Этого отец Джозеф не мог тоже.
Джейкоб уже давно закончил свою ужасную исповедь, а потрясенный отец Джозеф все не приходил в себя.
— Я не могу дать тебе отпущения, сын мой, — сказал он наконец и покинул исповедальню, потому что было выше его сил говорить с этим человеком и слышать его голос. До той минуты отец Джозеф не испытывал любви к евреям, но сейчас в потрясении своем ощутил себя стариком, в чью спину уперся ствол автомата, и сейчас раздастся выстрел, которого он не услышит, потому что будет уже мертв…
Джейкоба отец Джозеф больше не видел — должно быть, тот случайно оказался в городе и пришел в церковь, где его никто не мог знать, а потом, не получив отпущения грехов, уехал и, возможно, явился к другому священнику, менее чувствительному или более склонному к всепрощению.
Ночью отец Джейкоб не мог заснуть, перед глазами стояли страшные картины, подобные описаниям дантова Ада. Он больше не мог жить, как прежде — так иногда случается: живешь себе, исполняешь обязанности, а потом происходит событие, порой даже, казалось бы, незначительное, но все меняется, и ты становишься другим человеком.
Если виноват Джейкоб, виновата и церковь, прихожанином которой он был. Если виновата церковь, то мог ли он, отец Джозеф, служить мессы, будто ни в чем не бывало?
Мысль, к которой он пришел, сначала поразила его самого, потом он к ней привык и в конце концов, все окончательно обдумав, сделал то, что считал себя обязанным сделать. Зимой семьдесят пятого отец Джейкоб сложил свой церковный сан и переехал в Чикаго. Он долго бродил вокруг синагоги, прежде чем решился наконец войти и заговорить с раввином. Это была не исповедь, конечно, но долгий разговор по душам. Потом было много других разговоров, и чтение книг, раскрывать которые в прежние времена отец Джозеф не стал бы ни за какие деньги. Проходя гиюр, Джозеф Шеффилд думал не о прошлом, а только о будущем. В семьдесят девятом году он сошел с борта самолета в аэропорту имени Бен-Гуриона и получил документы на имя Йосефа Бен-Йоханана.