— Проведи такой анализ, — потребовал Беркович. — Тогда и сделаем окончательный вывод. А я пока попрошу Шмулика, чтобы он задержал этого типа до выяснения обстоятельств.
— Какого типа?
— Ну, программиста, которого Сара вызывала, чтобы уличить мужа.
— Ты думаешь, что…
— Поговорим после вскрытия, — твердо сказал Беркович.
Вечером друзья сидели в лаборатории судебно-медицинской экспертизы, и Рон Хан угощал инспектора ароматным кофе.
— Ты оказался прав, — сказал эксперт. — В крови Лиора я обнаружил сильное снотворное. Он проспал бы до утра, если бы не…
— Если бы в спальню не вошел этот тип. Кстати, его имя Ариэль Бартана. Вошел, стащил спавшего с постели и ударил в сердце стилетом. Эти двое — Ариэль и Сара — были любовниками уже несколько месяцев. Сначала Сара действительно обратилась к Бартане за советом, а потом пошло-поехало.
— Откуда ты это знаешь? — удивился Хан.
— Расспросил соседей. Кое-кто видел, как Бартана приходил к Саре в отсутствие Лиора, причем не один раз.
— Не проще ли было Саре развестись?
— Не проще. Лиор не дал бы ей развода.
— Но ведь так она вообще окажется в тюрьме! — продолжал недоумевать эксперт.
— Не обязательно, — покачал головой Беркович. — Если бы все прошло так, как эти двое предполагали, суд признал бы убийство неумышленным, совершенным в состоянии аффекта и во время самозащиты… Могли и оправдать. В крайнем случае — несколько месяцев общественных работ.
— Ты думаешь, Бартана признается?
— Признается в конце концов. Косвенных улик вполне достаточно. Если не признается он, то все расскажет Сара, как только ей станет известно, что обвинять ее будут по статье за умышленное убийство с заранее обдуманным намерением.
— Страшная штука любовь, — вздохнул Хан.
Инспектор Хутиэли зашел к своему коллеге и приятелю инспектору Берковичу вскоре после обеда.
— Как работается? — спросил он.
— Плохо, — хмыкнул Беркович. — Никак не могу расколоть Шулю Маршанскую. Прямых улик ни одной, косвенных сколько угодно, мне-то все очевидно, но признаваться она не желает.
— А что эта женщина натворила? — заинтересованно спросил Хутиэли.
— Утопила соседскую кошку, можете себе представить!
— Господи, — возмутился Хутиэли. — Что за ерундой ты занимаешься?
— Не скажите… Соседи Моршанской подали жалобу, и теперь хочешь-не хочешь, приходится принимать меры.
— Кошек не нужно держать дома, вот и все меры, — пробормотал Хутиэли. — Но пришел я к тебе не для того, чтобы говорить о кошках или собаках.
— О чем же?
— Полчаса назад звонили из аэропорта и сообщили о том, что при прохождении паспортного контроля задержан Ефим Горелик.
— Не понял, — нахмурился Беркович. — Какой еще Горелик? Он же две недели в камере сидит, завтра я передаю в суд обвинительное заключение!
— Вот и я так же удивился, — хмыкнул Хутиэли. — Однако документы у задержанного именно на Ефима Горелика, тридцати двух лет. Фотография в паспорте соответствует личности предъявителя.
— Он не только фальшивые деньги изготавливал, но еще и документы подделывал?
— Не исключено. Только не идиот же он — изготовить фальшивку на собственное имя! В общем, ты вел дело Горелика, тебе и с новым претендентом на это имя разбираться.
— Ну спасибо, — пробормотал Беркович. — Только фантомов мне не хватало для хорошей жизни.
Задержанного доставили час спустя. Это оказался высокий мужчина с широкими скулами и пронзительным взглядом серых глаз — ничего общего с тем Гореликом, что уже две недели дожидался в камере слушания своего дела. Беркович внимательно изучил заграничный паспорт, рассмотрел фотографию — все было вроде бы нормально, хотя, конечно, вывод о том, фальшивка ли это, делать придется не ему, а эксперту Хану, которого сейчас не было на месте — обед у него почему-то начинался тогда, когда остальные сотрудники управления уже собирались по домам.
— В чем, собственно, дело? — воинственно спросил задержанный. — Я спрашиваю в десятый раз, и никто не дает мне вразумительного ответа.
— Если вы действительно Ефим Горелик, то полиции от вас нужно признание в том, что вы изготовляли фальшивые деньги, которыми расплачивались в магазинах.