Но гнев не признанного шведами властелина был ничто в сравнении с чувствами, обуревавшими шестерых пленников. Как они могли клюнуть на клятвы датчан! Стоило выживать в сражениях, чтобы добровольно прийти в западню и, возможно, быть повешенными на площади в Копенгагене!
Согласно легенде, старый Хемминг Гад воскликнул, обратившись к товарищам по несчастью и показав на свою ладонь: «Смотрите! Я не поверю ни одному датчанину до тех пор, пока у него здесь не вырастут волосы!»
Если король и слышал проклятия обманутых приближенных шведского воеводы, то только усмехался по поводу их провинциализма и незнания законов большой политики. Эти законы сформулировал в своей книге «Князь» Никколо Макиавелли, и там была, в частности, и такая рекомендация: «Князь не может и не должен держать своего слова, если это способно ему повредить или если обстоятельства, при которых было дано обещание, изменились».
Создание шведского военного флота
Один из шестерых пленников — Густав Эрикссон, будущий шведский король и основатель династии Ваза — отличался не только взрывным характером, но и крестьянской практичностью. Поэтому, когда первый приступ бешенства улегся, он, наблюдая за тянувшимся за бортом близким шведским берегом, стал размышлять о причинах безнаказанности датского короля: «Если бы у нас были корабли! Как обидно, что мы можем разбить датчан на суше, но стоит им отойти от берега, как они становятся недосягаемы!»
Путь от Стокгольма до Копенгагена при попутном ветре и хорошей погоде занимал не меньше недели, но Швеции не с чем было прийти на помощь пленникам. Военные корабли на Балтике были лишь у Дании и ганзейских городов.
Возможно, эти давние горькие размышления на борту неуязвимого датского корабля послужили причиной того, что спустя пять лет Густав Ваза, разбив датчан и став шведским королем, нашел способ поквитаться за давнее унижение. Он решил принять капитуляцию датского гарнизона Стокгольма не в замке или шатре, разбитом в каком-нибудь красивом месте, желательно еще и связанном с тем или иным историческим событием, как это было прежде принято, а на борту корабля. «Дано и подписано на Нашем корабле „Сване“», — читаем мы королевские строки, и даже сейчас, через расстояние в пятьсот лет, чувствуется гордость, которая сквозит в этих словах победителя.
Мощные шпангоуты «Элефантена» дают представление о внушительных размерах этой былой гордости шведского флота. Акварель Джона Адамса.
Только с появлением собственного флота шведам удалось изгнать датчан со своей территории. Бежавший из плена Густав возглавил народное ополчение, и успех сопутствовал восставшим везде, кроме Стокгольма, Кальмара и Эльвсборга. Датские гарнизоны этих крепостей получали подкрепление и провиант с моря и могли держаться еще очень долго. Эти крепости были тремя ножами, направленными в спину восставшим. Но взять их без морской блокады было невозможно.
Каравеллы
Имевшиеся в распоряжении шведов плавсредства, о которых Густав отзывался как о «шхерных лодках и прочей мелочи, от которых нет ни помощи, ни утешения», не могли противостоять военным кораблям Кристиана. Ситуация изменилась лишь тогда, когда купцы Любека, финансировавшие военное предприятие Густава Вазы, испугались, что их первоначальные инвестиции могут пропасть в случае шведского поражения. Они прислали отряд из 750 хорошо вооруженных и опытных немецких наемников, прибывших на десяти кораблях. Случилось это 7 июня 1522 года, считается, что именно тогда родился шведский флот: Густав Ваза купил все корабли в кредит за 42 000 марок, гигантскую сумму, которая соответствовала десяти бочкам, наполненным серебром. Вскоре к первым десяти присоединились еще несколько судов из Любека и Данцига, часть из них Густав Ваза взял «на прокат». Самым большим кораблем в эскадре был «Любске Сван», стоивший шестую часть всей суммы. Этот корабль, построенный в соответствии с последними техническими достижениями того времени, в документах проходит как «каравелла». Термин «каравелла» относился скорее к способу постройки корабля — доски обшивки прибивались впритык одна к другой, а не «внакладку», «в клинкер», как это детали прежде. Новый метод кораблестроения, пришедший на европейский север из стран южной Европы, дал возможность свободнее выбирать форму корабля. Прочность теперь обеспечивалась за счет остова, а не обшивки, как у клинкерных судов. С появлением артиллерии корабли нового типа стали абсолютно необходимы: можно было уже не беспокоиться об ослаблении прочности обшивки, и в ней стали вырезать пушечные люки. Кусок «каравельной» обшивки, вырванный неприятельским ядром, уже не приводил к потере прочности всего корабля. Главное, чтобы сохранялся «скелет». Преимущества новой техники строительства оказались настолько очевидны, что известны примеры замены обшивки на «каравельную» у вполне добротных клинкерных военных кораблей в Европе в начале XVI века.