Я в те времена никогда не пробовал никакого другого самогона, кроме тутового. Сливовый самогон меня как-то не привлек, и я выбрал абрикосовый самогон, тем более, что он источал изумительный запах свежих абрикосов.
Со всей добычей я вернулся в школу и обрадовал своего приятеля Веню:
— Еды навалом, а пить будем абрикосовый самогон.
Сели за стол, налили каждому по стакану. Я выпил, и у меня глаза полезли на лоб: самогон был по меньшей мере 80-градусный. Такого мне пить еще не приходилось. Мы оба сидели с открытыми ртами и пытались вздохнуть, схватили воду, запили и, наконец, постепенно пришли в себя. Через пару дней мы приспособились и уже спокойно пили эту «огненную воду».
Надо сказать, что когда я вернулся домой, в Баку, и мы с товарищами собирались за столом, я первое время наливал себе хотя бы полстакана водки, чтобы быть на одном «уровне» со всеми. Постепенно это прошло, и я стал пить как и остальные — только по случаю и не больше 100–200 грамм — пьяницы из меня не получилось! Но этот опыт тоже стал одним из элементов осуществления нашего лозунга «Все в жизни надо испытать!»
База геологической партии располагалась в большом одноэтажном каменном доме в одном из селений Азербайджана. Коллектив партии был молодежный: начальнику — всего 25 лет, остальные геологи и техники были еще моложе. Самой великовозрастной сотрудницей была женщина по имени Лариса. Ей было 35–37 лет. В ее обязанности входило проводить непосредственно на базе первичную обработку собранных материалов. Одновременно, по своей собственной инициативе, она стала покупать у местного населения продукты, готовить нехитрую еду, которой питались все работники, возвращавшиеся на базу после дня проведенного в поле.
Молодым сотрудникам партии Лариса казалась слишком старой, но мужчины из местного населения быстро обратили внимание на высокую, стройную, белокурую голубоглазую женщину, так не похожую на местных жительниц. Но Ларису они совершенно не интересовали.
Вскоре к дому, где располагалась база, приблудилась собака. Это была дворняга — какая-то странная смесь разных пород, довольно большая по размеру и весьма странно окрашенная. Шерсть у нее была, в основном, серая, но в разных местах были пятна желто-рыжего цвета самых разнообразных форм. Собака быстро привязалась к Ларисе, которая ее кормила остатками со стола. Постепенно она перестала надолго отлучаться и почти постоянно сидела или бродила недалеко от Ларисы. Сотрудники партии спрашивали Ларису, как зовут эту собаку. Она отвечала, что имени ее не знает и называет ее просто «Собакой». Если собака была во дворе, Лариса звала ее:
— Собака, Собака…
И собака начала откликаться на эту необычную кличку. Один из работников партии сказал Ларисе, что имя не подходит, так как собака эта — кобель. Но Лариса ответила, что кобель ведь тоже собака, поэтому пусть остается та кличка, которую она дала и которая не хуже любой другой.
Серый цвет шерсти собаки всем нравился, а вот желто-рыжие пятна вызывали отрицательные эмоции. Однажды кто-то предложил перекрасить собаку. Весь коллектив, состоявший из молодых парней, принял это предложение с энтузиазмом. Немедленно в магазинчике, который располагался в соседнем селе, купили черную краску для шерсти. Общими усилиями собаку связали, но все равно удерживать ее в ванне с краской оказалось нелегко. Все понимали, что голову собаки в краске мочить нельзя, поэтому один человек держал ее за голову над жидкостью, а еще четверо с трудом удерживали ее в ванне. Результат получился неважный. Шерсть изменила свой цвет, стала какой-то грязно-синей, пятна стали вообще голубовато-коричневыми, а вдоль шеи, там где краска не коснулась головы, был резкий переход от одного цвета к другому. В общем, вид у собаки стал еще страшнее, чем раньше. Геологи стали ее называть «Собакой Баскервилей».
Сотрудников партии, которые ее держали в ванне, собака возненавидела. Хотя она и не выражала открытой вражды, но всех этих ребят она хорошо помнила и обходила стороной. На Ларису это не распространялось, возможно потому, что она не держала собаку во время экзекуции. Наоборот, собака еще больше привязывалась к Ларисе и ходила за ней следом. Через пару месяцев краска с шерсти стала постепенно сходить. Возможно это происходило еще и потому, что Лариса собаку усиленно мыла. Она поливала ее водой, намыливала жидким мылом, а затем снова поливала. К общему удивлению эта процедура собаке нравилась, и она не убегала.
