Антон Антонович Подшибякин, учитель географии в уездном училище, развернув одним прекрасным утром газету "Грош", которую выписывал в рассрочку, остановился на последней странице и широко раскрыл глаза.
Антон Антонович был мужчина лет тридцати пяти, высокого роста, худощавого телосложения, как бы запыленной наружности, но неизменно самоуверенного вида. Ничто не могло нарушить его спокойствия. В классе он отличался полным безучастием ко всему, что проделывали мальчуганы. Школьники могли играть в шашки и карты, могли ссориться и драться сколько угодно, даже могли строить Антону Антоновичу рожи, — Антон Антонович хранил такой вид, как будто все это его совершенно не касается.
— Что вы не подтянете этих шельмецов? — не раз говорил Антону Антоновичу смотритель училища.
— А зачем их подтягивать? — спрашивал Антон Антонович и глядел на смотрителя загадочно.
— Как зачем? Известно, для порядка!
— А зачем порядок? — И взгляд Антона Антоновича становился еще загадочней.
Смотритель боялся этого взгляда, потому что знал, что вслед за тем Антон Антонович начнет "философствовать". И действительно, как ни уклонялся смотритель от дальнейшей беседы, Антон Антонович заступал ему дорогу и начинал:
— Нет, позвольте-с, зачем порядок? Уверены ли вы, что порядок, который вы поддерживаете, педагогичен? Можете ли утверждать, что вся современная педагогия рациональна? А что, если она ни к черту не годится? Лев Толстой, например, в своей школе, в Ясной Поляне, не признавал ровно никакой дисциплины…
Смотритель спешил удалиться.
Антон Антонович был философ. "Жизнь есть игра вещей", — часто говаривал Антон Антонович. Сделает ли он оплошность по службе, обсчитает ли его кухарка, потерпит ли он неудачу в ухаживании за прекрасным полом — все это была "игра вещей". А Антон Антонович стоял в средине, забавляясь игрою вещей, и даже отчасти управлял ею. Чаще всего забавляли Антона Антоновича кокетливые уездные дамы и девицы.
— А знаете ли, Антон Антонович, ведь такая-то здорово в вас влюблена! — говорил ему какой-нибудь уездный мистификатор.
— Знаю-с, — невозмутимо отвечал он.
— А почему вы знаете?
— По разным тонкостям. — И Антон Антонович уже был готов пуститься в эти тонкости.
— Ладно, ладно, — спешил остановить его уездный мистификатор, побаивавшийся, как и весь остальной город, его "философий". — Ладно. Смотрите же действуйте.
К дамам и девицам Антон Антонович был очень неравнодушен: тут и философия не помогала, — и Антон Антонович сейчас же начинал "действовать". Если это была дама, он назначал ей свидание; девице он делал предложение. И дамы и девицы отвечали отказом.
— Ну что, каковы дела с такою-то? — спрашивал мистификатор, конечно знавший о неудаче.
— В порядке, — невозмутимо отвечал Антон Антонович. — Я сделал предложение, а она, как я предвидел, струсила и его не приняла.
— Да неужто струсила?
— Смертельно. У северных женщин нет темперамента. Другое дело — южные женщины. Эти настоящие!
