Как ни старался Миллер помешать этому браку, ничего не выходило: мать будто ослепла и забыла, как хорошо им было вдвоем. Он всегда ждал возвращения матери с работы, приготовив к ее приходу кофе. Попивая горячий кофе, они болтали о всякой всячине, а иногда просто сидели в сгущавшихся сумерках, ничего не делая, пока телефонный звонок или скулеж просившейся гулять собаки не заставлял их подняться. Прогулка с собакой вокруг пруда. И снова - домой. Потом они ужинали, ели что хотели, иногда - вообще ничего, иногда - одно блюдо три или четыре вечера подряд, смотрели что-нибудь по телеку - тоже по своему выбору, и спать ложились, когда хотели, а не потому, что их кто-то заставлял. Вот так и жили вдвоем у себя дома.
Фил Доув так запудрил мозги матери, что она совсем забыла, как хорошо им жилось. Не ведала, что разрушает. "Ты все равно когда-нибудь уйдешь, повторяла мать. - Годом раньше, годом позже". Эти слова показывали, до какой степени она не понимает Миллера: ведь он никогда не бросил бы ее, ни за что на свете. Он сказал об этом матери, но она только засмеялась, словно услышала что-то забавное. А ведь он не шутил. Миллер говорил вполне серьезно и так же серьезно пообещал, что никогда больше слова ей не скажет, если она выйдет за Фила Доува.
Она вышла-таки за Доува. В первый же вечер Миллер перебрался в мотель и провел там еще две ночи - пока не кончились деньги. А потом записался в армию. Он понимал, что причинит этим матери сильную боль: до окончания школы оставался всего месяц, и, кроме того, его отец погиб, когда служил в армии. И не во Вьетнаме, а в Джорджии. Несчастный случай. На отца опрокинулся котел с кипятком, когда он и еще один солдат закладывали в него грязную посуду. Миллеру было тогда шесть лет. С тех пор мать возненавидела армию, но даже не потому, что муж погиб, - она знала, что его рано или поздно пошлют на войну, где всякое может случиться, она слышала про засады и мины, - а потому, что он потерял жизнь так нелепо. Армия не дает солдатам даже погибнуть достойно, говорила она.
И она оказалась права. Армия ни к черту не годилась, и жизнь там была еще хуже, чем думала мать. Время проходило попусту. Глупейшее существование. Миллер тяготился каждой минутой, проведенной в армии, но это мерзкое чувство смягчалось сладким ядом мести: ведь мать знает, как ему плохо. И страдает от этого. И хотя ей не так тяжело, как ему - ни на день не отпускавшая его боль устремлялась в живот, пронзала зубы, проникала в каждую клеточку его тела, но большего страдания он просто не мог для нее придумать. Во всяком случае, мать теперь его не забудет.
Кайзер и Лебовиц рассуждают о гамбургерах. О том, каким, на их взгляд, должен быть идеальный гамбургер. Миллер старается не прислушиваться, но солдаты упорно не меняют тему разговора, и вот уже и он не может думать ни о чем, кроме бифштекса с кетчупом и горчицей и куске дымящегося мяса с луком, на котором еще видны темные, крест-накрест, полоски от гриля. Он совсем уже собрался попросить солдат сменить тему, но в этот момент Кайзер поворачивается к нему со словами:
- Ты как, способен чего-нибудь пожевать?
- Не знаю, - мнется Миллер. - Думаю, да.
- Мы не прочь остановиться и перекусить. Но решать тебе. Скажешь - поедем дальше без остановок. Нам ведь приказано доставить тебя прямо на базу.
- Я поел бы, - говорит Миллер.
- Вот и молодец. Сейчас тебе как никогда нужны силы.
- Я поел бы, - повторяет Миллер.
Лебовиц глядит на него в зеркальце, качает головой и отводит глаза. Они сворачивают с шоссе, удаляясь от океана, и подъезжают к перекрестку, где напротив двух бензоколонок расположились симметрично два ресторанчика. Вход в один заколочен, и Лебовиц подкатывает к стоянке перед другим - "Молочным раем". Здесь он выключает мотор, и неожиданная тишина опускается на трех неподвижно сидящих мужчин. Потом тишину нарушает отдаленный лязг металла, карканье вороны, скрип сиденья под заерзавшим Кайзером. Рядом с тронутым ржавчиной трейлером заливается лаем собака. Тощая беленькая собачонка с желтыми глазами. Она лает и одновременно, задрав ногу, чешется о вывеску, на которой изображена открытая ладонь с надписью над ней: "Предсказываю будущее".
