— Хотите, расскажу анекдот? — сказал Малкин.
— Давай, — отозвался, не открывая глаз, Деггет.
— Австралийские туземцы ловят русского, — он посмотрел на товарищей по команде, — испанца, американца и немца…
Борхес и Деггет улыбнулись. Уже было смешно. Филлис, казалось, не слышал начала.
— … и говорят: выполним по одному вашему желанию, а потом — съедим. А если не сможем выполнить — отпустим…
— Хочу пива, — сказал Филлис.
— Тебя съедят первым, — пошутил Борхес. Все улыбнулись.
— …американец говорит: мне, мол, пива, настоящего, американского. Сейчас, говорит вождь, и через пять минут ему ящик холодненького пива. Он выпивает пару бутылочек, и его жрут…
— Под пивко, да свежатинки, — мечтательно сказал Деггет.
— … испанец говорит, мне, мол, горячую испанскую девушку; вождь: сейчас будет. И в самом деле, через десять минут приводят сексуальную испанку. Ну, он проводит с ней несколько божественных часов, и тут его едят…
— Ужас! Её тоже едят? — спросил Филлис.
— Ну, наверное, позже, — ответил Малкин. — В общем, пришёл черёд русского. Он говорит: ударьте меня. Ну, туземцы довольны, бьют его, он достаёт плазмомёт и сжигает к чертям всю деревню со всеми туземцами.
— За что ты бедных туземцев-то? — спросил Деггет.
— …немец спрашивает: чего ж ты раньше-то этого не сделал? А русский говорит: мы, русские, народ мирный, никогда сами первые не начинаем…
— Не смешно, — сказал Филлис.
— Нормально, — воспротивился Деггет.
— Две минуты, — напомнил Борхес.
Две минуты тянулись целую вечность. Или даже дольше чем вечность. На секундомере над экраном пошёл обратный отсчёт. 60…50…40… «Господи… — шептал Борхес, — Господи, пусть всё будет хорошо…»
10…8…6…4…3…2…1.
Ничего не произошло. Проход не открылся.
Деггет спокойно отстегнулся и подошёл к пульту.
— Джентльмены, у нас остался последний шанс, — сказал он холодно.
— Всё нормально, — отозвался Филлис.
Никакой напряжённости. Сейчас, в момент наибольшей опасности, сказались долгие часы тренировок. Все были хладнокровны. Деггет тут же стал снова корректировать скорость, Филлис по-прежнему проверял расчёты капитана. Малкин и Борхес сидели и ждали.
Борхес знал, что проход не может не открыться. Они не могут остаться тут навсегда. Не могут.
* * *
Проход не открылся и в третий раз. Более минуты после прохождения контрольной точки в кабине висело тягостное молчание.
— План Б, — сказал Борхес.
Деггет поднялся и, не говоря ни слова, стал вводить программу посадки. Малкин спросил:
— Сколько будет работать сигнальный буй?
— Ты хочешь услышать это ещё раз? — переспросил Филлис.
— Да.
— Сто часов.
— Спасибо.
Деггет нажал последнюю клавишу и сел в кресло.
— Что ж, джентльмены. Всё не так и плохо. Мы станем первыми землянами, ступившими на другую планету, которая пригодна для жизни.
— Он пригодна для жизни только по теориям наших замечательных учёных… — сказал Малкин.
— …которые очень точно рассчитали точки открытия гиперпространственных переходов, — продолжил Филлис.
— Не будем о плохом, — попросил Деггет. — За нами прилетят.
— Надеюсь, — угрюмо отозвался Малкин.
— Уверен, — шёпотом произнёс Борхес.
Корабль тряхнуло. Он сходил с орбиты и направлялся к поверхности планеты. Космонавтов прижало к креслам, но не очень сильно: искусственное тяготение позволяло во многом решить проблему перегрузок. Сверкающий болид падал вниз, рассекая слои атмосферы. Обзорный экран потемнел, ничего не было видно.
«Как нас встретит Этрея? — спрашивал себя Борхес. — Приветливо? Ласково? Или здесь водятся тигры?[1]»
Если бы космонавты могли выглянуть наружу, они бы увидели планету, точь-в-точь похожую на их родную Землю. Океаны и материки, леса и реки, бесконечные пустыни и влажные тропики, всё это сплеталось и создавало ощущения чего-то родного, потерянного, но обретённого заново, чудесного, волшебного, бесконечного и безграничного.
Борхес представлял себе Этрею именно так, хотя и не мог наблюдать её величественные пейзажи.
А корабль падал, и вот уже включились тормозные двигатели, загудели, заревели, точно доисторические монстры, корабль начал терять скорость, и Борхес зажмурился в ожидании толчка при ударе о поверхность.
