Увидев меня, Стеша испуганно подалась к машине.
Но Федя ухватил ее за руку.
— Куда ты, чудачка? Это же нашенский парень, дружок мой. — И пояснил мне: — Стесняется.
Она стояла у машины, но вперед не шла. Руки ее белели у горла — видно, теребила концы головного платка.
Федя кинул рубашку, бросил ее на сиденье и спросил:
— Как водичка?
— В самый раз по тебе, — ответил я.
— По мне надо, чтоб мелко. Плавать я не наученный, — сказал Федя и позвал Стешу. — Пошли купаться.
— Не-е… Я не хочу, — отозвалась она.
— А зачем ехали? Нет, давай-ка лезь, дорогуша, в воду.
— Не хочу. Не приставай. Меня и так насквозь всю трусит, — отмахнулась Стеша.
— Это ее перед соревнованиями трясет: завтра овец стричь будет, — пояснил Федя. — А чего трясет — непонятно. Правду же говорю: помогу.
— Овец из загона будешь выталкивать? — спросил я.
— Зачем овец… Придумаем что-нибудь и получше, — многозначительно сказал Федя и полез в воду.
Он плескался в речке и пофыркивал.
— Не слушайте его, Стеша, — сказал я, — он же просто трепач, натура у него такая трепливая. Соврет и не дорого возьмет…
Федя услышал это и засмеялся в воде.
— Так ты, корреспондент, все еще обижаешься на меня. В Варламово тебя не свозил… Говорил же: поедем со мной. Не пожалел бы, правду говорю.
— А ну тебя… Трепач ты, — повторил я. — Вот и сейчас треплешься, а человек слушает, да еще и поверить может.
Стеша молчала, а руки ее неспокойно перебирали концы головного платка.
Федя выбрался на берег и оделся.
— Учти, дорогуша, корреспонденты — они завсегда идейные. Это им по должности так положено. А у нас должность другая, — сказал он и неожиданно по-дружески подмигнул мне, будто хотел предостеречь, чтобы я не мешал ему карты, не портил игру.
— Ты чего это мне подмигиваешь еще тут? — возмутился я.
— Кто тебе подмигивает? — быстро ответил Федя. — Нужен ты мне… Поехали, дорогуша.
Разворачивая по воде машину, он ослепил меня светом фар.
«Газик» пошел на подъем. Скоро я услышал, как колеса машины протарахтели по бревнам мостика, перекинутого через речку при выезде из деревни.
6
Стеша явно жала на время: должно быть, задурил ей все же Федя голову.
Худощавая, ловкая, с сильными руками она начинала работать красиво. Шагнет по мосту, ухватит овцу за шерсть под скулами и крепко, так, что прогибались доски, усадит ее на крестец. Но торопилась, и это губило ее. Овцы у нее вели себя неспокойно, и случалось, машинка рвала шерсть, царапала овцам бока острым углом. Тогда болельщики свистели и выли.
Я отыскал Машу и встал с ней: полезно было знать ее мнение о Стешином выступлении.
Маша уже отработала свое. Пока она имела высший балл среди женщин, но за Стешу переживала и часто приговаривала:
— Что это она?.. Что это она?..
— А что? — спросил я.
— Да ведь я ее хорошо знаю, — посмотрела на меня Маша. — Думала, займет первое место. А вот торопится и стрижет небрежно.
— Это все Федя виноват, — сказал я. — Он ее с толку сбил.
— Какой Федя?
Ее подруга, стоявшая тут же, засмеялась:
— Да тот… Ты что не помнишь? Ну, Федя… Шофер Василия Ильича Лукина.
— А-а… — поскучнела Маша.
Стеша заканчивала работу — стригла последнюю овцу. С этой последней она обошлась нежно. Даже машинка в ее руке заработала глуше, ровнее, будто ее только что вынули из масла. Закончив стричь, она подтолкнула овцу с помоста и на прощание ласково похлопала ее по спине ладонью, словно раздела ребенка и отсылала теперь спать.
За судейским столом задвигались члены комиссии. С дальних концов его к Лукину опять запорхали бумажки, он разбирал их ворох и выписывал цифры в свой блокнот.
Скоро показатели Стеши записали мелом на щите. Время — рекордное, а за остальное баллы низкие, хотя по среднему и выходило, что она вполне может выйти в первую тройку.
— Как вы думаете, Маша, все там правильно? — кивнул я на щит.
— Почему же неправильно?.. Все правильно, — сказала она. — Работала Стеша быстро, а за остальное и оценки по заслугам. Сама виновата: спокойнее бы стригла, так средний балл, возможно, был бы повыше.
И сразу мне стало стыдно. Выходит, и во мне тлело сомнение, и я (пусть на минуту!) допустил, что раз Лукин — начальник, то может сделать все, что захочет, хотя и предполагать такое было нелепо.
