— Стойте! — крикнул Иржи.
Изумлённый водитель остановил свою «Шкоду» посреди перекрёстка, затем выбрался к обочине.
— Что с тобой, Джери?
— Ма маменька!.. Ма сестра!.. Я хотел спасти их, но солдаты были с оружием.
— Джери! — почти выкрикнула Сара. — Почему ты говоришь со мной по-чешски?
— Ман глад.
— Что?
— Есть хочу. Свинину с тушёной капустой и кнедликами.
— Что это такое?
— Как что?
— Но ты сказал это по-чешски?
— Гамбургер, — сказал он. — Хочу гамбургер.
Колёсики чемодана подпрыгивали на мокрых плитках тротуара.
Проснулся он в поту. Это была не его комната. Он не мог вспомнить, почему рядом лежит эта женщина. Он умылся и оделся. Заглянул в бумажник. Вынул водительские права — всё верно, он был Джери Хен из Линкольна-Небраско.
Очень хотелось есть.
— Не знаете, случайно, где тут можно перехватить гамбургер? — спросил он у юноши внизу.
— Не разумен.
— Где я могу купить гамбургер?
— На Вацлавской площади есть «Мак-Дональдс», — ответил юноша. И он испытал счастье, потому что вспомнил, как однажды бежал через эту самую площадь с одноклассниками Иваном и Идкой. Но потом Иван с родителями переехал куда-то. А Идка… — милая Идка! А на площади два цыгана спросили его по-английски, не хочет ли он разменять деньги.
— Я разменял в аэропорту, спасибо. Не могли бы вы показать мне, где можно купить гамбургер? Я забыл, как называется это место.
Цыгане переглянулись. Человек выглядел как американец, говорил по-чешски, но забыл «Мак-Дональдс». Ему указали на красную вывеску с жёлтой «М». Иржи заказал Бик-Нек, большую порцию жареной картошки и шоколадный коктель. Он старался не особенно думать. Закончив Бик-Нек, вернулся к стойке и заказал двойной чиссбургер. Доев всё, что перед ним было, он впал в грусть, потому что надо было начинать думать о других вещах. Он вышел обратно на площадь. Подумал, что освещена она довольно красиво, особенно Национальный музей, на ступенях которого они играли с Идкой. Он подошёл к статуе Вацлава и вспомнил праздник Святого Миколаша, когда Идкин отец и дяди, переодевшись в чёрта, Святого Миколоша и ангела бродили по вечерним улицам с себе подобными троицами и радовали детей. Походы те всегда кончались у этой самой статуи. Захотелось домой. Через двадцать минут он вернулся, постучал, сначала тихо, потом увереннее. Дверь открылась. Перед ним стояла женщина в желтом халате — ни мать и ни сестра.
— Вы кто?
— А вам кого надо-то? Напились что ли?
— Я убежал, — ответил он. — Я слышал, как они кричали. Этого я вынести не мог и убежал.
Женщина смотрела на него.
— Отец сказал, что теперь буду за главу семьи. Но что я мог? Я спрятался за кресло у окна. Добра ноц, — попрощался он и поднялся на следующий этаж, где жила Идка. Он постучал, стал ждать, потом постучал снова, и дверь открылась. Перед ним стояла Идка. Точно, она. Черты лица и даже волосы.
— Кто вы, мистер?
— Иржи. Я Иржи Ханзлик. Мы играли на площади, помнишь? Наши матери были подругами.
— Иржи! — схватила она его за руку. — Я думала, тебя забрали вместе со всеми.
— Петер прятал меня в подвале, пока не кончилась война. Делился едой, потом забрал меня в Америку. Он умер, знаешь?
— Угу.
— Совсем молодым в Линкольне-Небраско. Теперь я там живу, с Сарой, — он помолчал. — Ты мать мою не видела?
Идка смутилась. Это был Иржи, но что-то с ним было не так.
— Иржи. Их же отправили в Терезу. Сначала туда многих отправляли.
— Я американец… я американец… американец…
Идка поняла, что он сказал.
— Ну конечно, Иржи, ты американец.
— Я — Джери Хен. Живу в Линкольне-Небраско. Жену зовут Сара… Я живу в Линкольне — штат Небраско…
Идка поняла смысл того, что повторял он. Что-то страшное происходило с человеком, который был тем самым мальчиком. В последнюю предвоенную весну они каждый день играли с ним на ступенях Национального музея делая вид, что они знаменитые актёры. У неё даже сохранилась фотография, где их матери стояли в обнимку. Она сняла трубку телефона и позвонила в полицию. Может быть, они ему помогут.
