Зимой сохатый не сделает лишнего шага. Быстрее похватает что придется — и в снег, да поглубже, чтоб не так холодно было. Теплая «шуба» у лося, но при питании одними ветками и в ней не согреешься, а потому он боится холодов, особенно с ветрами. Уходит от них в глубокие распадки, в ельники, на подветренные склоны сопок.
Если зимой лось в сутки проходит два-три километра и больше, значит, что-то не в порядке — мало корма или беспокоит кто.
Участок обитания при такой малоподвижности у лося тоже небольшой, особенно зимой, когда он много дней подряд топчется чуть ли не на пятачке.
Сохатый — зверь серьезный и малообщительный, индивидуалист, особенно бык. Зимой встретишь табун из двух — трех, очень редко семи — восьми особей, а то все по одному, лишь лосиха с теленочком в паре. В трудные зимы сохатые собираются в стада, да и то небольшие, лишь на местах с хорошим кормом.
Лось не любит игры с собратьями, предпочитает полный покой. Его силу и строгость уважают даже волки и медведи: страшным ударом передней ноги он, случается, замертво валит косолапого. На реке Бурее как-то нашли мертвого лося, рядом с которым лежал медведь с глубоко пробитым черепом. Известны достоверные факты нападения лосей на охотников, которым приходилось поспешно ретироваться и залезать на деревья. Но агрессивность сохатого не беспричинна — он охраняет свой покой.
* * *
…Плескались в амурских заводях утки, лениво шлепали караси, в небе плыли редкие, изорванные грозой тучи, воздух был пронизан влагой и густой паутиной комариного звона. И повсюду была такая мокрота, так много тяжелых капель висело на листьях и травах, что мы ломали головы над неразрешимой проблемой — как разжечь костер.
Я только хотел взяться за топор и пойти искать сушняк, как заметил округлившиеся глаза своего товарища. Обернувшись, я от увиденного присел: за поворотом залива, в полусотне метров от нас, на берегу в кустарнике мощной глыбой стоял лось. Громадный, спокойный, лоснящийся, с раскидистыми лопатами буйно отросших, но еще не окостеневших четырехконцовых рогов. Он с интересом и без страха смотрел в нашу сторону, пытаясь разобраться, что это появилось в его владениях. Мы стояли в тени, а воздух был недвижим и не выдавал нас человечьим запахом.
Лосей накануне мы встречали много, но такого великана оба видели впервые. Он имел как минимум три метра в длину, а глаза смотрели на мир с солидной высоты вдумчиво и величаво. Не было сомнения, что этот великан весил не менее полутонны. Стоял неподвижно, вертелись лишь, улавливая шорохи, раструбы больших ушей, вздрагивали ресницы да покачивалась свисающая с горла «серьга».
Мы пожирали зверя глазами. Я не сомневался, что этому гиганту не страшны ни медведи, ни волки и для безоружного человека он представляет опасность. Но еще и удивлялся, как это ему удалось дожить до столь зрелого возраста в мире, где с ружьями носятся охотники, и не столько пешком, сколько на моторках, снегоходах, вертолетах, жадно высматривая таких, как этот, с совершенно определенной целью…
Рассмотрев людей, этот великан не побежал прочь, а лишь выше поднял массивную горбоносую голову, да еще, как мне показалось, презрительно сморщил губы, слушая щелчки фотоаппарата. Но будучи не только смелым и гордым, а еще благоразумным и осторожным, он спокойно и с достоинством развернулся, будто демонстрируя ширину спины и мощь ног, и величаво зашагал, легко и плавно поплыл над кустарником, развернув уши на нас на все сто восемьдесят градусов. Поплыл быстро и бесшумно, удивляя нас своей легкостью.
* * *
Лось осторожен. Обоняние у него великолепное, слух острый, и пусть глазами он не зорок, но опасность чует за 200–300 метров и стремится от нее уйти. Если нужно, то и убежать не стесняется. А бежит грациозно, быстро, иноходью, высоко вскидывая и далеко забрасывая ноги. Галопом бегает плохо — не умеет, все его мастерство в стремительной рыси.
Оживление в лосиной жизни начинается в конце августа. К этому времени сохатые наиболее упитанны, а рога у быков блещут новизной и красотой. Но столь волнующее у большинства зверей брачное время у лосей проходит сравнительно спокойно, хотя быки возбуждены и раздражены. Нельзя сказать, что их не сжигают страсти, но все же они не кричат неистово на всю тайгу, как изюбры или маралы, не дерутся с медвежьей ожесточенностью.
