Рассказы о временах Меровингов - страница 99
Хотя Фредегонда уже заранее обдумала, чтò сделать, когда жизнь последнего из ее пасынков будет в ее руках, однако она не торопилась: из расчета и предусмотрительности, никогда ее не покидавших, она удержала Клодовига пленником во дворце, с намерением лично допросить его и извлечь из его ответов или улики против него самого, или сведения о его связях, дружественных или основанных на расчете[722]. В течение трех дней, это домашнее следствие свело лицом к лицу, в неравной борьбе, два существа совершенно различного покроя, женщину столь же хитрую, сколько безжалостную, искусную в притворстве и сильную волей, и юношу безрассудного, ветреного, откровенного сердцем и неосторожного на словах. Допросы пленника касались трех пунктов, предложенных ему во всевозможных видах: Чтò он мог показать на счет обстоятельств преступления, в котором его обвиняли? Кто именно научал его или советовал ему? С кем в особенности он был связан дружбой[723]»?
Как ни ухищрялись для уловления Клодовига, он был непоколебим в отрицаниях своих на все приводимые доказательства, но не устоял против удовольствия похвалиться своим могуществом и преданностью друзей и назвал их в большом числе[724]. Этих сведений было достаточно для королевы; она прекратила следствие, чтоб перейти к исполнению того, что ею было задумано. Утром на четвертый день, Клодовиг, все еще связанный или закованный, был переведен из Шелли в Нуази, королевское поместье, находившееся не вдалеке, на другом берегу Марны[725]. Стража, переведшая его таким образом, как-бы для перемены темницы, имела тайные приказания; через несколько часов после прибытия его, он был поражен на смерть ножом, который оставили в его ране, и зарыт в могиле, выкопанной близ стены в часовне, принадлежавшей к нуазийскому дворцу[726].
По совершении убийства, люди, наученные Фредегондой, явились к королю и объявили ему, что Клодовиг, доведенный до отчаяния великостью своего преступления и невозможностью помилования, сам наложил на себя руку; в доказательство самоубийства они прибавили, что оружие, нанесшее ему смерть, оставалось еще в его ране[727]. Гильперик, невозмутимый в своем легковерии, ни мало не усомнился и не произвел ни исследования, ни осмотра; считая своего сына, преступником, покаравшим самого себя, он не оплакивал его, и даже не отдал никаких приказаний на счет его погребения[728]. Такой забывчивостью воспользовалась королева, вражда которой не могла насытиться; она поспешила приказать выкопать из могилы тело своей жертвы и бросить его в Марну, чтобы и после нельзя было похоронить его с честью[729]. Но этот варварский расчет оказался неудачен; труп Клодовига не остался на дне реки и не был увлечен течением, но попал в сети, расставленные соседним рыбаком. Вытаскивая невод, он извлек труп из воды и узнал в нем молодого принца по длинным волосам, которых не догадались ему отрезать. Проникнутый почтением и состраданием, он перенес тело на берег и похоронил его в могиле, которую, для заметки, прикрыл дерном, сохраняя в глубокой тайне свое благочестивое дело, способное погубить его[730].
Фредегонда не имела более причин бояться, чтобы сын Гильперика, рожденный от другой жены, наследовал королевство; ее безопасность в этом отношении была совершенная, но злоба ее не истощилась. Мать Клодовига, супруга, отторгнутая ею, Авдовера, жила еще в монастыре города Манса; эта женщина имела право требовать у нее отчета в собственном ее бедствии и в смерти двух сыновей, одного, загнанного ею, как дикого зверя и доведенного до самоубийства[731], другого зарезанного. Сочла ли Фредегонда возможным, чтобы Авдовера, в тиши монастыря, таила мщение и нашла средства его исполнить, или ненависть ее не имела другого побуждения, кроме зла, которое она сама причинила, только вражда эта достигла высшей степени; новое преступление вскоре последовало за убийством Клодовига.
