Рассказы о Русском музее - страница 29
И вдруг тишина хмурого дня разорвалась топотом и свистом, ружейные залпы слились в грозную симфонию боя, пороховой дым стал застилать горизонт. Лодки замелькали на воде, и люди в казачьей одежде, выскакивая в воду, рвались к берегу, где держались еще воины хана…
Когда легендарный казачий атаман Ермак в 1581 году начал свой поход в Западную Сибирь, против сибирского хана Кучума, среди казаков шел к Иртышу и Суриков. У него не было кистей — он нес тяжелое фитильное ружье. Он не собирался запечатлевать на холсте картину смертельного боя — он ринулся s его огонь. Суриков сам вступил в кровавый брод Иртыша, услышал свист татарских стрел и, не спуская глаз с прицела, ощутил порыв и волю атамана Ермака Тимофеевича…
Это был далекий предок художника. Встреча Суриковых, разделенных венами, состоялась.
Всадник провел рукой по глазам — и картина боя растаяла в мареве над рекой. Но он знал эту картину в совершенстве, он видел ее по всему тысячеверстному пути, проделанному им в седле. Ради нее странствовал он в этих диких краях. Чтобы снова и снова увидеть ее — подвергался опасностям и лишениям необычного путешествия. Его воображение и память овладевали этой картиной, чтобы она могла быть навсегда увековечена его талантом.
Казак Василий Суриков ехал по следам своих предков. Художник Василий Суриков ехал по местам исторических сражений, где развернется действие его картины «Покорение Сибири Ермаком».
… В подвале суриковского дома в Красноярске хранилось старинное казачье оружие, одежда, боевое снаряжение. Маленький Василий Суриков вдыхал здесь запахи кожаной амуниции, прислушивался к лязгу поржавевшего железа, представлял себе былые походы и сражения.
Мать снисходительно относилась к его отлучкам в страну воображения. Неграмотная женщина, она поражала людей тонким вкусом в художественной работе. Может быть, ее картины, вышитые бисером или гарусом, стали одним из мостов, приведших сына к «Взятию снежного городка», «Покорению Сибири Ермаком», «Переходу Суворова через Альпы», без которых теперь нельзя себе представить экспозиции Русского музея?!
Огромное воздействие оказала на будущего художника природа его родного края. «Сибирь под Енисеем, — говорил Суриков, — страна, полная большой и своеобразной красоты. На сотни верст — девственный бор тайги с ее диким зверьем. Таинственные тропинки вьются тайгою десятками верст и вдруг приводят куда-нибудь в болотную трясину или же уходят в дебри скалистых гор. Изредка попадается несущийся с гор бурный поток, а ближе к Енисею, то по одному берегу, а то и по обоим, — убегающие в синюю даль богатые поемные луга с пасущимися табунами. И все это прорезывал широкий исторический сибирский тракт с его богатыми селами и бурливой то торговой, то разбойничьей жизнью».
С юности, вместе с творческим сознанием художника, крепла тема будущей любимой картины — «Покорение Сибири Ермаком». Встреча с далекими предками продолжалась. Этой картине Суриков отдал пять лет жизни. Он пишет этюды в Красноярске, в Тобольске, в Минусинске, на Дону, на Оби. Теперь уже щиты, шапки, шлемы, кольчуги, ружья, лошадиная сбруя извлекались из подвала и превращались в модели. Казаки позировали Сурикову, чтобы стать казаками былых времен на будущей картине. История оживала, осмыслялась, поэтизировалась. Она становилась художественным образом. Она воплощалась в линии и краски.
Иные из современников упрекнут Василия Сурикова в исторической неточности: «не так» расположены наступающие казачьи войска, «не те» применялись ружья, «не такими» показаны приемы боя. Суриков отмалчивался. Что можно было ответить на это? Искусство — не научный трактат, не учебное пособие. Если картина взволновала, тронула тебя — можно простить художнику и неточность в каких-то деталях; если оставила равнодушным — никакие разъяснения не помогут!
«А я ведь летописи и не читал, — признавался художник. — Она сама (картина „Покорение Сибири“) мне так представилась: две стихии встречаются. А когда я потом уж (по окончании картины) кунгурскую летопись начал читать, вижу, совсем как у меня. Совсем похоже. Кучум ведь на горе стоял. Там у меня — скачущие. И теперь ведь, как на пароходе едешь, — вдруг всадник на обрыв выскочит: дым, значит, увидал. Любопытство. В исторической картине ведь и не нужно, чтобы было совсем так, а чтоб возможность была, чтобы похоже было. Суть-то исторической картины — угадывание. Если только самый дух времени соблюден — в деталях можно какие угодно ошибки делать. А когда все точка в точку — противно даже».
