Несколько раз в сутки мимо проносились пассажирские и товарные поезда. Перестук колес, лязганье буферов да свистки паровозов — вот и все, что нарушало таежную тишину.
Дважды в неделю на заставу приезжала автодрезина, доставляла продукты и почту. Приезжала дрезина и вчера. Тарас получил Олино письмо.
Сейчас Тарас сидел в Ленинской комнате, перелистывал новые журналы. Он недавно вернулся с охраны границы.
С ночи мороз отпустил, утром взялся негаданно теплый ветер, а с полудня началась пурга. Вот и ночь скоро, а она все еще воет, нагоняя тоску.
На мосту прогромыхал поезд, напомнил Тарасу о далекой Каменке.
Скоро мать придет с фермы, с вечерней дойки, братишка с сестрой готовят уроки, отец читает свой любимый «Календарь колхозника». А Оля, наверно, собирается в кино или на танцы. Пишет, что скучает по нем, да разве мало на селе красивых хлопцев!..
На пороге появился дежурный:
— Усманов, Круглов, готовиться в наряд.
Тарасовы соседи поднялись из-за стола.
— Счастливо загорать! — кивнул вслед им «колдовавший» у приемника Кирилл — он упрямо старался поймать Москву.
В приемнике то посвистывало, то потрескивало.
— Не вытягивай ты нервы! — взмолился ефрейтор Пичугин.
И вдруг в приемнике как-то особенно пронзительно взвизгнуло, и хриплый не то мужской, не то женский голос, преодолев помехи, довольно-таки отчетливо сказал:
«…аем программу радиопередач…»
Все приумолкли.
«…дцать часов по московскому времени будет передан концерт по программе, составленной пограничником Тарасом Квитко».
Дальше разобрать что-либо было невозможно. Пограничники изумились:
— Какого Квитко? Уж не нашего ли?
— Вот тебе и «фасоль»!..
Неожиданно в комнату вошел начальник заставы старший лейтенант Кожин. Он был чем-то озабочен. Солдаты встали.
— Вот какое дело, товарищи, — негромко сказал Кожин. — Звонили из районной конторы связи: между восемьсот тридцать пятым и восемьсот сорок седьмым километром прервана телеграфная связь. Гололед. Контора просит помочь им найти обрыв на линии.
Тарас покосился на окно, за которым мело и мело.
— Нужны два человека, — продолжал Кожин. Он посмотрел на Кирилла. — Товарищ Прокофьев, вы как?..
— Когда прикажете выходить? — ответил Кирилл.
— Немедля… Еще кто? — Начальник оглядел пограничников. — Вы, товарищ Квитко, отдохнули?
Начальник не знал о ссоре друзей.
— Отдохнул, — зачем-то вдруг соврал Тарас, хотя, несмотря на плотный ужин, все еще не мог отогреться.
— А как же твой концерт? — проворчал Кирилл, натягивая ватные брюки.
Тарас не ответил.
Километрах в двух за мостом телеграфная линия сворачивала от железной дороги в сторону. Поднимаясь с холма на холм, она тянулась сквозь тайгу на северо-восток по направлению к Верхне-Тайгинску.
Свернув вслед за столбами от железной дороги, Кирилл и Тарас пошли просекой. За плечами у них были карабины и необходимый для ремонта инструмент.
В тайге ветер ослабел, и идти стало легче. Но легкая дорога продолжалась каких-нибудь два километра, не больше, а потом начались такие крутые спуски и подъемы, что пришлось положить лыжи на плечи и, увязая в снегу чуть ли не по пояс, карабкаться на четвереньках.
Время от времени Кирилл — он шел первым — включал висевший на поясе электрический фонарик и освещал провода. «Поскорее бы найти обрыв, исправить повреждение — и обратно. Может, удастся попасть на тарасовский концерт».
Тарас едва поспевал за Кириллом. Он уже не думал о радиоконцерте — вконец устал.
Нечаянно споткнувшись о скрытый снегом пенек, Тарас упал, стукнув лыжами о ствол ольхи. Скопившиеся на ветвях шапки снега свалились на него, снег забил ему рот, нос, глаза. Выбравшись из-под сугроба, Тарас не сразу разглядел Прокофьева.
Кирилл подошел к нему, ни слова не говоря, взял у него инструмент, откопал лыжи, взвалил все себе на плечи и опять упрямо зашагал вперед.
— Я сам понесу! — запротестовал Тарас.
Кирилл даже не оглянулся.
Радиоконцерт по программе, составленной Тарасом Квитко, начался ровно в одиннадцать часов вечера, однако слушали его всего два человека — повар да дежурный. Остальные пограничники — кто был в наряде на границе, кто спал, кто готовился идти на смену товарищам.
