В Вятке ничего подходящего не нашлось. Зато нашлось в Казани. Это было низшее механико-техническое училище, входившее в Казанское соединенно-промышленное училище.
Совет благотворительного общества отправил туда прошение о приеме Сергея Кострикова.
«Примут ли?» — волновался Сергей. Все в нашем доме с нетерпением ждали ответа из Казани. Беспокоилась и Юлия Константиновна.
Уже само решение совета было для нашей семьи событием исключительным. А что, если это решение осуществится?
Мы радовались за Сергея и завидовали ему.
Радовались и ждали ответа из Казани.
А ответа все не было…
«ПАНСИОН» СУНДСТРЕМ
Ответ все-таки пришел.
Его получили не мы, а председатель совета благотворительного общества. Он вызвал к себе Юлию Константиновну и поручил ей позаботиться, чтобы Уржумское городское училище выслало в Казань документы Сергея.
Оказывается, такое письмо пришло и в училище.
Юлия Константиновна сообщила об этом Сергею. Обнадежила, что учиться он поедет наверняка.
Это было в июле 1901 года. А в августе сбылось то, что предсказывала Юлия Константиновна. Сергей поехал-таки в Казань!
Время его отъезда запомнилось нам хорошо — много было волнений, хлопот, радостей и огорчений.
Сергею тогда шел уже шестнадцатый год.
За последнее время он не только вырос, но и возмужал. Появилось в его внешности что-то юношеское. Он по-прежнему коренаст и крепок, и сила у него прямо недюжинная. По случаю окончания городского училища ему разрешили носить прическу — у Сергея густой ежик темных непокорных волос.
Не стало прежнего, почти постоянного беззаботного его веселья. Шутит, как и прежде, смеется, причем очень заразительно смеется, но иногда вдруг задумается о чем-то и думает сосредоточенно и молчит…
Сергей быстро сходился с людьми, был откровенен с ними, и люди обычно платили ему тем же…
А сейчас он просто счастлив. И ни от кого не скрывает своей радости.
Что его ждет в Казани? Об этом никто из нас толком не знает. Не представляет в деталях своей будущей жизни и он. Но главное ясно всем — Сергей едет учиться.
А ему так хочется именно этого.
Бабушка ходит гордая и счастливая: шутка ли — внук уезжает в Казань.
Она говорит, что у нее «хлопот полон рот» — собирает внука в дальнюю дорогу. Собственно, собирать-то его особенно и нечего, но бабушка очень взволнована: дело такое невиданное.
Чемоданов у нас не водилось. Достала Меланья Авдеевна из чулана небольшую корзинку, совсем как сундучок — с крышкой, даже с петелькой для замка, — вынесла ее во двор, почистила, промыла, высушила на солнышке и начала укладывать Сергеевы пожитки.
Положила пары три поношенного белья, рубашку, брюки, мыла кусок. Полотенце достала свое, старинное, с широкой яркой вышивкой. Мы отдали Сергею все, какие у нас были, неиспользованные ученические тетради.
Места в корзине осталось еще порядочно. Сбоку разместились подорожники — специально в дорогу испеченные бабушкой ржаные пышки и ватрушки.
Со дна своего сундука достала Меланья Авдеевна завязанные в носовой платок медяки, хранившиеся «на черный день», и отдала их Сергею. Сколько-то денег дала ему на дорогу и Юлия Константиновна.
Вот и день отъезда… В дорогу надо трогаться «с места».
— Садитесь-ка все! — командует бабушка.
Посидели. Первой встала бабушка. Встала и перекрестилась, обняла внука, поцеловала крепко, смахнула ладонью слезу. Прощаемся и мы. Все четверо выходим из дома.
Несколько лет назад вот так же мы провожали совсем маленького Сергея в приют. Тогда все были огорчены. Сейчас все сложнее: и жаль расставаться, и радостно за него.
Проходим несколько кварталов и снова прощаемся. Сергею надо зайти в приют — повидаться с Юлией Константиновной, выслушать ее наставления, взять документы.
Оттуда он с попутчиком отправится на пристань Цепочкино, чтобы сесть на пароход.
Сергей уходит от нас быстрой и легкой походкой. В правой руке у него корзиночка, на левой — пальто; фуражка, как всегда, примостилась где-то на затылке.
Оглядывается раз, другой. Машет нам фуражкой и скрывается за углом.
А мы идем домой все-таки очень огорченные…
Теперь нам надо ждать вестей: как-то доедет, как-то устроится.
