Не раз пришлось обращаться Сергею за материальной помощью в училище. Существовало там Общество вспомоществования нуждающимся ученикам. У него-то и просил он поддержки, когда жить становилось совершенно невмоготу.
В архивах училища сохранилось написанное рукой ученика второго класса Сергея Кострикова прошение в Общество вспомоществования.
Он просил о единовременном или ежемесячном пособии. На документе сделаны красноречивые пометки: «На три месяца по 5 рублей с февраля. Заслуживает пособия», и вторая: «Очень беден, ничего не получает, на что живет — неизвестно».
Пришлось ему просить и педагогический совет об освобождении от платы за учение.
Иногда немного денег присылала ему Юлия Константиновна. Кстати, их отношения после отъезда Сергея в Казань по-прежнему оставались очень хорошими. Сергей писал своей воспитательнице письма, Юлия Константиновна аккуратно отвечала ему, интересовалась, как у него идет учение.
Летом 1903 года старшая из нас закончила восьмой класс Уржумской гимназии. Начались хлопоты с устройством на работу. Хлопоты эти кончились успешно: удалось получить место помощницы учительницы в деревне в сорока верстах от Уржума.
Это событие имело немаловажное значение для нашей семьи и для Сергея. Один человек в семье стал получать жалованье, хотя и очень маленькое. Этот заработок делился на три части: что-то самой, другая часть — бабушке и младшей сестре, выкраивалась небольшая сумма и для Сергея.
Но и во время учения в третьем классе материальное положение его все-таки было незавидным.
Эта полная лишений жизнь осложнилась серьезной неприятностью. Сергей схватил в Казани малярию.
Добавьте сюда еще одно обстоятельство. Уйдя от Л. Г. Сундстрем, Сергей поселился у своих друзей по училищу. Жили они там втроем, совершенно самостоятельно. Два его товарища были столь же бедны. Втроем они делили все, что имели.
Не часто, но регулярно к нам в Уржум приходили письма и открытки Сергея. И ни разу за все три года казанской жизни не пожаловался он на свое житье, не посетовал, не всплакнул. Наоборот, письма были бодрые, даже веселые. Если и писал Сергей о каких-нибудь своих злоключениях, то всегда в шутливом тоне. Жаловаться на судьбу было не в его характере. Да и не хотел он ничем огорчать и печалить бабушку.
Приедет домой — видим, как сильно он похудел, лицо бледное, с желтизной. И одежда потертая, залатанная. Бабушка сокрушается:
— Почему такой худой? Шея как у гуся стала!..
— Уроков, бабуся, много задают. Один закон божий до худобы доведет. А чертежей сколько надо делать! Вот шея и вытягивается… — объясняет он.
Приезжает однажды на каникулы. Взяла бабушка его шинель и ахнула: вся в латках и в штопке.
— И как же ты, Сережа, шинель-то свою доконал? Вся на живой нитке держится! — удивилась Меланья Авдеевна.
А Сергей покачал головой сокрушенно и говорит:
— Это оттого, что мы втроем ее носим, по очереди. Вот и не выдержала, бедная…
Лишения и невзгоды он переносил мужественно. Трудности закаляли его характер и волю.
Будь он изнеженным, эти лишения, возможно, подорвали бы его здоровье, но Сергей выстоял.
Он видел среди своих товарищей по училищу немало других, которым жилось не легче, чем ему, или немногим легче. Большинство учеников механико-технического училось на гроши. Трудная жизнь сплачивала их, учила делить с товарищами все, что можно было делить. Эта жизнь вырабатывала у них чувство солидарности.
Так жил Сергей в Казани. Кажется, уж до ученья ли тут! Можно ли успешно учиться, имея столь неблагоустроенный быт?
Сергей доказал, что хорошо учиться можно и в таких тяжелых условиях. Для этого нужно иметь самое главное — страсть к учению. Она у него была неистребимой. И эту страсть ничто не могло охладить, никакие невзгоды. Учился он с увлечением.
Кроме арифметики, алгебры, геометрии, физики и химии, здесь преподавался вездесущий закон божий. Много времени отводилось изучению специальных предметов — механике, устройству машин, механическому производству. Преподавалось счетоводство. Очень любил Сергей черчение и преуспевал в нем. Практику ученики проходили в механических мастерских училища и на предприятиях Казани.
