Ходили легенды о представителях более старшего поколения, безвременно погибших от пьянства талантливейших аранжировщиках Арнольде Hорченко и Генрихе Ляховском, которые, говорят, без этого самого полотенца уже жить не могли. Hу да хватит о пьянстве и вернемся снова к джазу!
Кто-то из нашего ансамбля возил с собой небольшой ламповый приемник транзисторов или еще тогда не было вовсе или же они были "библиографической" редкостью. Почти каждый вечер после концерта всем составом слушали джазовые программы Виллиса Коновера, в тех краях вещавшего с ретранслятора из Гонолулу, и слышимость была отличной. Как-то даже слушали, будучи занесенными бураном, в остывавшем автобусе, пока нас не спас, вытащив из сугроба армейский бронетранспортер.
Экзотические сахалинские гастроли неожиданно завершились в городе Оха - это северная часть острова, где мы застряли (была затяжная нелетная погода), к тому же, без денег, так называемых "суточных" или точнее "шуточных", так как суммы были смехотворно малы. Администратор пропил казенные деньги и скрылся в неизвестном направлении. Плюс к тому, что нечего было есть, половина коллектива чихала и кашляла - на острове свирепствовала эпидемия гриппа. В числе больных, конечно, был и я - всегда заражался в числе первых. Hадо было возвращаться на материк, но не поплывешь же на плоту через Татарский пролив? Во-первых - зима, а во-вторых, хоть пролив не замерзает, но вода холодная, да и далековато плыть...
Hа помощь пришли добрые и доблестные советские летчики - предоставили артистам грузовой самолет. И на том спасибо, ведь на "Боингах" мы летать не привыкшие! А это - такой внутри огромный пустой вагон без сидений. Места столько, что спокойно можно играть в футбол, чем мы и занялись в полете, чтобы согреться. Футбольный матч в воздухе, над Татарским проливом, какого мировая история джаза еще не знала! Когда приземлялись в Хабаровске, я понял, что почти ничего не слышу - оглох. В полете я бурно чихал и кашлял. Оказывается нельзя летать простуженному, да еще в холодном грузовом самолете!
Коварные микробы под давлением (плохая герметизация) попали из носа и горла в среднее ухо и начался двусторонний отит. Других почему-то сия беда миновала. Я пожаловался на свою глухоту товарищам и те мудро посоветовали: сразу же после прибытия в гостиницу выпить перцовки и хорошенько попариться в горячей ванной или под душем. Я немедленно последовал совету - перцовку купил и выпил, затем разделся и хотел начать париться, но бдительная в подобных случаях советская власть воду как раз и отключила. Ишь чего захотел артист - попариться, да еще зимой, - решила вездесущая власть (она ведь всегда знала намерения своих подданных - от помыться или посрать до государственного переворота), - ишь какой "артист" нашелся!
Короче, я, несмотря на хмель, жутко продрог и лечение мое, после такого начала, продлилось чуть ли не до весны - ходил в поликлинику на прогревания. Благо, что коллектив никуда не ездил (готовили новую программу). Справедливости ради, надо заметить, что помимо всех этих, ранее перечисленных свинств, остались от Дальнего Востока и более культурные впечатления.
Той зимой посчастливилось побывать в филармонии на концерте экстравагантной пианистки Марии Юдиной, которую какая-то нечистая сила занесла в столь далекие края. Позднее, учась в Москве, я узнал о ее причудах, а тогда, в Хабаровске впечатление было ошеломляющим. Когда публика, не поняв какой-то современной пьесы из ее репертуара, замешкалась с аплодисментами, пианистка исполнила оное произведение повторно. Известен был ее принцип:
- Ах не поняли? Вот вам назло - еще послушайте!
Местная филармония содержала неплохой симфонический оркестр, укомплектованный, в основном, молодыми выпускниками консерватории, приехавшими по распределению из Москвы. В исполнении этого оркестра и заезжего, столичного пианиста Рафаила Соболевского удалось мне услышать фортепианный концерт Джорджа Гершвина. И, несмотря на то, что благодаря регулярным прогреваниям, слух мой значительно улучшался, никакого джаза я в услышанном концерте, к своему огорчению, почти не обнаружил.
