— Летчик должен быть здоров, весел и дисциплинирован, чтобы в бою решительно атаковать противника и победить его.
Пацаны очень хотели стать летчиками и поэтому лезли из кожи, чтобы показать, как они веселы, улыбки не сходили с их конопатых лиц; пыхтели и выпячивали животы вместо груди, чтобы дядя Володя видел, как они здоровы, и беспрекословно подчинялись, демонстрируя свою дисциплинированность, чтобы дядя Володя знал, что они способны решительно атаковать противника и победить.
После бега дядя Володя окатывался ледяной водой из колодца, а мальчишки считали великой честью подержать его полотенце, зубную щетку и мыло. Он брызгал на них водой, они шарахались с визгом, а он говорил:
— Летчик не должен бояться воды. А вдруг придется прыгать в воду?!
Устыженные пацаны возвращались к колодцу и мужественно терпели студеные брызги. А Мишка-испанец даже и обливался, во всем следуя своему дяде.
Дядя Володя растирался полотенцем, и его плотная, ловкая и коренастая фигура становилась медно-красной, и мальчишки тоже хотели быть такими же вот ловкими и сильными, будто вылитыми из металла.
Наконец раздавалась долгожданная команда:
— Запустить моторы! Выруливай на взлетную дорожку!
Дядя Володя, светловолосый, с влажными прядями на лбу, белозубый, щурил в усмешке серые глаза, и мальчишки веселой оравой «выруливали» со двора и пылили босыми ногами по станционным улицам.
Данилке хотелось быть поближе к летчику, но Мишка-испанец ревниво оттирал всех и сам шел рядом с родным дядей, как прилепленный. Но чаще всего возле дяди Володи оказывался все же Яшка-адъютант. И если уж ему удавалось схватить руку дяди Володи, то — будьте уверены! — он ее не отпускал весь день. Да и летчик явно благоволил к этому ласковому и простодушному мальчонке, который за отзывчивость и расторопность получил кличку «адъютант».
Мальчишки обожали дядю Володю, ловили каждое его слово, бросались со всех ног выполнять любое его желание, были горды, когда он шел с ними, одетый в форму военного летчика. Если же он пытался пойти в спортивном костюме, мальчишки всей оравой упрашивали его надеть «летчицкое». И дядя Володя сдавался и переодевался. Но вот пройти мимо ларька с папиросами он не мог. И всегда покупал «Казбек» у молоденькой франтоватой продавщицы, которую звали Катей. Она, до того как приехал дядя Володя, торговала в белом халате, а теперь стала каждый день надевать новые платья и каждый раз, когда видела дядю Володю, вспыхивала и поправляла свои светлые кудряшки, украдкой заглядывая в зеркальце.
Мальчишкам не по нутру были эти продолжительные, с их точки зрения, совершенно зряшние остановки, тем более что дядя Володя и Катя говорили о всяких пустяках: о танцах, о погоде, о кино. О кино, правда, разговор стоящий, особенно если кино про гражданскую войну, но о танцах…
Пацаны терпеливо ждали окончания разговора, прощая своему кумиру эту слабость, но зато продавщицу возненавидели. «Хи-хи» да «ха-ха» только и знает, да еще глазами играет. Чего в ней нашел дядя Володя? Мальчишки доподлинно знали, что вечерами дядя Володя танцует с ней на танцплощадке в железнодорожном саду, а потом провожает домой.
Зато как было хорошо, когда дядя Володя наконец наговорится с этой курносой пухлощекой хохотушкой и шагает с пацанами дальше, покручивая золотистые усики и хитровато улыбаясь. И уж совсем наступала чудная пора, когда начинал он рассказывать про разные самолеты: истребители, тяжелые бомбардировщики, самолеты-разведчики, и про полеты днем и ночью, и как живут и летают военные летчики. Мальчишки слушали дядю Володю, боясь пропустить слово. Он видел самого Чкалова!
А дядя Володя рассказывал про фигуры высшего пилотажа — «бочки», «горки», «мертвые петли», виражи, пикирование; про заходы со стороны солнца на врага, чтобы он был ослеплен; про атаки лоб в лоб; про огонь из пулемета по фюзеляжу снизу, в брюхо; про таран, когда пропеллером обрубаются крылья у врага.
У мальчишек перехватывало дух, спирало в груди, колотилось сердце. Не замечая, отмахивали по нескольку верст, а когда усталость брала свое, дядя Володя запевал песню:
