Рассказы о Данилке - страница 32
Данилка глядит. И через неморгающие глаза его, как через распахнутые настежь ворота, вливаются в сердце и эта ночь, и эта тишина, и эта луна.
Где-то рядом тяжело переступают лошади, фыркают. Смутно сереет расплывчатое пятно. Это дремлет Серко. Отстоял его дед у Данилкиного отца, когда тот хотел отправить старого мерина на живодерню. Сказал тогда он Данилкиному отцу: «Ты, председатель, душой-то не зверей, а то сердце волчиным станет и на людей олютеешь. И так уж покрикивать зачал. А Серка на мои руки оставь, мы с ним как-нито старость скоротаем. Ить он же в бою тебя спас, аль запамятовал?»
— Деда.
— Аюшки?
— Ты почто папку моего ругаешь?
— Эк, удумал чего — ругаю! — дивится Савостий. — Я не ругаю, я правду говорю. Правда — она, знамо дело, горше меду, опять же — без ее прожить никак невозможно.
Дед шевелит совсем уснувший костер, тот пыхнул спросонья, выхватил из темноты дедово задумчивое и усталое лицо.
— Обидно за отца-то? — спрашивает он и улыбается. — Ежели и ругаю, то любя. Он оступаться не должон. Ни в каких делах промашки давать ему нельзя, потому как шибко ответственный, на виду у всех. Как бугор в поле: кто ни глянет, всяк глаз в его упрет.
Данилка вспомнил, как после случая с Серком отец целый день ходил хмурый, а вечером сказал: «Почаще в душу к себе заглядывать надо и ревизию делать. А то хлам всякий набирается».
— Думаешь, легко ему? — спрашивает дед и сам же отвечает: — Не-ет, не легко державу-то кормить. Сколь хлеба-то надо! А без хлеба куды, без хлебушка никуды. Никакая держава на ногах не устоит. А отец твой над хлебом главный в нашем районе. Шибко тяжело ему, да не всяк разумеет об ентом. Я вот до Совецкой власти тоже чурка с глазами был, подале околицы не видел. Да и охоты не было. А теперь вот в ликбез записался, Евдокея Андревна буквам научит, читать стану. Ето ж какое я к себе уваженье-то поимею! — Дед Савостий даже выпрямляет спину при этих словах и значительно глядит на Данилку. — Грамота, ето, как бы тебе сказать, как луна вот — все освещает. Глянь вокруг-то — видно, а ежели бы ее не было? Чего б ты увидал? А-а, вот то-то!
Савостий поднимает палец, хотя Данилка и не спорит. Данилка смотрит на огромную, сияющую серебряным блеском луну, на озеро, над которым собирается сизая дымка тумана. Он знает, что это хорошая примета, — завтра день будет ясный, для покоса пригожий. По той особо чуткой тишине, что наступает в час предутрия, по тому, как перестали пастись лошади, Данилка понял, что вот-вот наступит рассвет. И как только подумал об этом, так сразу же уснул, и во сне не сходит с его губ счастливая улыбка.
Данилка вскидывает глаза оттого, что кто-то трясет его за плечо.
— Сон-то милей отца-матери, — говорит дед, улыбаясь. — Бужу-бужу — не добужусь. Полегчало ай нет? Нога-то?
Данилка приподнимается, чувствуя тело легким и здоровым.
— Полегчало.
— Ну и слава богу. Травка — она целебная, она богом дадена ото всех болестей.
Данилке не хочется вылезать из угретого места под старым зипуном, он медлит, он еще не совсем проснулся и готов снова упасть и уснуть зоревым сладким сном. Дед Савостий говорит:
— Чичас коней пригонят.
И тут только Данилка замечает, что ни Андрейки, ни Ромки уже нет, нет и собак. Данилке стыдно: дружки ушли за конями, а он, как барчук, лежит.
— Чо ты меня не разбудил! — недовольно говорит он.
— Дак ить хворый.
— Ничо не хворый, — сердится Данилка и решительно скидывает с себя волглый зипун.
Под утро пала сильная роса и все вокруг отсырело — поседела трава, кусты, серебристым бусом покрылась одежда. Данилка вскакивает, и туманная сырость обливает его знобким холодом. Бр-р-р! Данилка бежит в кусты по малой нужде, по босым ногам жигает студеной росой, а когда задевает куст калины и целый ушат брызг окатывает его с головы до ног, Данилка совсем просыпается. Приплясывая и оставляя в росной траве дымчатый след, бежит он к деду, натягивает опять на себя тяжелый от влаги зипун и, присев на корточки, прикрывает покрасневшие от холода босые ноги.
Дед шаркает вокруг потухшего костра, собирает пожитки. Костер совсем остыл, и отсыревший пепел осел, чадит черная головешка, будто струйку сизого тумана пускает. Резко пахнет сырою золой.
