Он хорошо помнил её сказки рассказанные ночью. Помнил всё: заботу, ласку, воспитание. Если бы не она, кем бы он стал? Это она сделала из него ЧЕЛОВЕКА.
— Ну чего молчишь? Рассказывай…
— Кх–кх–кх. — Василий уселся в кресло. — М–м–м…
Ничем не примечательный февральский вечер отметился лишь коротким ливнем, который, ударившись о землю, был быстро заморожен. Мороз к вечеру, естественно, крепчал. Поэтому зима запечатлелась внешне точно, но идейно не осмыслила изображенной действительности.
Глазурованные деревья, будто…
— Какие деревья? — спросила бабуся.
— Глазурованные. Ну, словно в глазури.
— А–а–а, дальше.
Глазурованные деревья, будто хрустальные, смотрелись как никогда красиво, но нежизнеспособно. Остроконечные застывшие брызги резали по живому, заставляя четвероногих друзей страдать. Наступило время гололёда. На спусках, мигая друг другу аварийными огнями, беспорядочно громоздились автомобили. Прохожие беспорядочно скользили и падали. Этот хаос вызывал усмешки у пьющих пиво отморозков.
— У кого? — снова спросила бабуся.
— У отморозков. Ну, дети замёрзли.
— А–а–а, дальше.
В одном из кинотеатров подходил к концу малобюджетный фильм, возможно, поэтому зрителей в зале становилось всё меньше и меньше. В центре зияла огромная плешь. В первых рядах дремали старушки — божий одуванчик — а верхние ряды, как обычно, были заняты сексуальноактивной молодёжью.
Ближе к краю, с позиции стороннего наблюдателя, смотрел кино обычный обыватель. Пока далекий от пенсионеров, но уже не близкий к сексуальноактивной молодежи, принимающий свой возраст за чистую монету. Он уже хотел встать и идти в кассу, чтобы вернуть билет и получить обратно хоть какую–то монету, но его опередили. Зрительница, сидевшая рядом, встала и, наступив соседу на ногу, сделала короткий шажок к выходу.
— Нельзя ли осторожнее? — попросил он.
— Извините, — сказала незнакомка и, протянув руку, представилась:
— Светлана.
— Её звали Валя, — прервала бабуся.
— Валя?
— Да. Валя
— Ну, почему Валя?
— Я так хочу.
— Хорошо, пусть будет Валя.
— Извините, — сказала незнакомка и, протянув руку, представилась: — Валя.
— М–м–м, Сергей, — немного пристав ответил рукопожатием сосед.
— А его звали Василий. — Голос бабуси звучал, словно с того света. — Не спорь со мной…
— Ладно, ты только не нервничай. — Заелозив в кресле, Василий продолжил:
— Чепуха, а не фильм, — сказала Светлана.
— Валя!
— Бабусь, извини, конечно, Валя.
— Чепуха, а не фильм, — сказала Валя.
Успев оценить её красивую фигуру, Василий пожал плечами.
— По–моему, Валя была небольшого роста и полная. — Настаивала Бабуся. — Так ведь?
Зрелый внук начал раздражаться.
Василий пожал плечами, успев оценить небольшой рост и полнотелую фигуру противоположного пола.
— А я иду в кассу, — сказала Валя.
— А я остаюсь, — сказал Василий.
Сказочник зачем–то привстал, возможно, затем, чтобы произнести судьбоносную фразу.
Василий уверенно сел на место…
— Почувствовав в области копчика дискомфорт. — Бабуся хихикнула. — Потом он рукой ощупал кресло. И снова сел. Но ему мешало что–то продолговатокруглое. Это был хвост. Тут и сказочке конец, а кто слушал молодец…
Василий плюхнулся в кресло, действительно почувствовав в области копчика дискомфорт. Затем он ощупал кресло. И снова сел на что–то продолговатокруглое.
— М–м–м, — промычал Василий, стирая со лба капельки пота.
— Что с тобой? — спросила бабуся.
— Такое впечатление, что у меня…
— Хвост! — бабуся прыснула.
— Перестань! — разгоняя застоявшийся воздух, Василий прошёлся туда–сюда. — Не смей коверкать мою сказку, слышишь?!
На комнату обрушился поток тишины; в одно мгновение разлился океан безмолвия. Остановилось время, застыл язычок свечи, исчезли полутона, опустилась завеса мрака…
— Бабуся, — позвал Василий и не услышал сказанных слов. — Бабуся…
В дверь позвонили.
Василий чувствовал, что пришли люди, которых он знал, чувствовал как пёс, который при приближении своих всегда виляет хвостом.
Не осознавая суть происходящего, Василий открыл дверь.
На пороге обсыпанные снежной крупой стояли Валя и таксист.
— Бабуся умерла, — прошептал Василий.
Валя протянула Василию мобильный телефон.
