— Я никого не предавал, — парировал Иван.
— Ты Родину предал! Меня… — его девушка заплакала. — Ты меня совсем не любишь.
— Люблю! — защищался Иван.
— Нет!! — извергая слёзы, выла его девушка. — Если я потолстею, ты бросишь меня…
— Но зачем ты тогда соглашалась?! — хватаясь за голову, кричал Иван.
— Наташа сказала: если я не соглашусь, они меня ликвидируют. Ваня, Ванечка, Ванюша, если ты любишь, спаси мою фигуру… 90–60–90…
У специального здания, которое обычные зеваки обходят стороной, стояло несколько специальных машин с ярко мигающими фонарями. Несколько человек в форме со сложноподчинёнными отношениями: лейтенант, старлей и капитан, которым было всё до фонаря, потому что кончалось обеденное время, отдыхали в зелени сада.
Иван, до конца не уверенный в себе, довольно уверенной походкой подошёл к специальному зданию.
— Что хотели? — вяло спросил лейтенант.
— Я хотел, — замялся Иван. — Написать явку с повинной.
— Так, так, — вставил старлей, — Продолжайте.
— Я заговорщик, — признался Иван.
— Оружие, взрывчатка есть? — поинтересовался капитан.
— Нет.
— Тогда это не к нам. Идите в пятый кабинет.
Наблюдатель, тот самый, который так любил прятаться в тени, сидел в пятом кабинете и чистил наградной пистолет. Рядом, сдерживая порывы лёгкого ветерка, висел китель капитана госбезопасности.
— Разрешите, — Иван постучался и вошёл в кабинет.
— Проходите. — Отчеканил капитан. — Садитесь. Пишите.
Иван достал ручку, взял бумагу и, выводя каждое слово, принялся писать. Через полчаса, взяв с Ивана подписку о невыезде, его отпустили. А ещё через полчаса вся его явка с повинной с бумаги испарилась, потому что Иван писал ручкой с исчезающими чернилами.
Лучше страшный конец, чем бесконечный страх
Ф. Шиллер
Последнее время Эрик, пропагандист различных взглядов, боялся практически всего: измены жены, увольнения, конца света, финансового краха. Страхи, роились в его голове и следовали друг за другом вереницей, словно стая голодных волков. Причём перенесённый страх не исчезал, а мутировал в другую ещё неизвестную страшилку, заставляя Эрика трепетать.
Надо отдать пропагандисту должное, он не сидел, сложа руки, а постоянно что–то выдумывал, например, как понизить градус ужаса. Во–первых, хитрожопый Эрик побрился наголо и волосы уже не могли стоять дыбом. Во–вторых, чтобы лишить себя душераздирающих воплей плотно заткнул уши, тем самым погрузившись, словно в саркофаг. В-третьих, выпученные глаза надёжно скрывали облегающие очки для мотогонок. И последнее (можно не читать): из–за врождённого ринита мой герой с трудом чувствовал запах, который в минуты опасности нечаянно вылетал из кишечника, возможно, поэтому Эрик оставался (при взгляде со стороны) парнем хоть куда.
Утренний час, а именно столько мой герой тратил на сборы, имели строгую очередность: зарядка, водные процедуры, затем завтрак, далее одевание в цивильный костюм. Сегодня были дерзко нарушены. Проигнорировав всё: кроме еды и одевания, Эрик приступил к осмотру жены, которая, занимаясь фитнесом и проповедуя здоровый образ жизни, спала нагишом. Найдя на её теле несколько прыщей и два (чужих) засоса, трусоватый пропагандист уже собирался сделать вывод, нагнетающий очередной страх. Но ему помешал лежащий на тумбочке противогаз. Из–за растущих нагрузок жену последнее время мучили газы. Пощупав противогаз, до Эрика дошло:
«Изменяет».
А чтобы сделать ему страшнее натягивает противогаз.
Жена во сне, как ни в чём не бывало, повернулась на бочок, машинально приняв манящую эротическую позу.
У пропагандиста не дёрнулся ни один мускул; сегодняшний страх и вчерашняя любовь — несовместимые понятия.
Когда в спальню как всегда бесцеремонно ворвалась тёща, чтобы непременно сверить часы, потому что её часы, как она выражалась:
«Лгут и не краснеют».
Эрик, словно нашкодивший ребёнок, стоял в углу, упрекая себя в трусости.
Увидев голую дочь и одетого зятя, тёща расстроилась.
— Простите я опять не вовремя, — констатировала она. — Часы опять дали маху.
— Ну, ма–а–а! — простонала во сне дочь.
— Хорошо, хорошо. Уже ухожу. — Согласилось она, смотря с пристрастием на угловатого зятя, выдумывая, чем бы его достать. — Эрик, в доме кончились наличные деньги.
