На улице Федор Семенович, вышагивая под своим черным зонтом, время от времени показывал нам дома, построенные по проекту его деда. На углу он задержался возле белого двухэтажного дома:
– Это здание тоже проектировал Бекетов, – сказал он. – Здесь помещалась школа Алчевской…
У входа висела табличка. Свет уличного фонаря позволил нам прочитать надпись:
«Средняя общеобразовательная школа рабочей молодежи № 10».
Федор Семенович рассказывал о Бекетове, о том, что отец его деда был родным братом деда Александра Блока, таким образом – прадед их…
Надо было опять разбираться в родстве. Мне это было уже не под силу. И пока Федор Семенович оживленно обсуждал с моей дочерью степень своего родства с Александром Блоком, я просто вдыхала сырой ночной воздух родного города. Дождь шелковисто шуршал о раскрытый зонтик, большая мокрая площадь перед нашей гостиницей блестела в темноте, как спина кита.
В ту ночь я долго не могла заснуть. В моей голове странно и прекрасно переплелись события и имена – Чехов, Алчевская, Ворошилов, Бекетовы, моя мама, письмо, посланное из Ялты семьдесят пять лет тому назад. Все это, отдельное и, казалось бы, несоединимое, вдруг соединилось, спаялось в единую цепь, обнаружив тесную связь минувшего с настоящим. Даже то, что в здании, где помещалась школа Алчевской, теперь вечерняя школа рабочей молодежи. Вряд ли Христина Даниловна мечтала о лучшем для себя памятнике!..
Кстати, почему бы не присвоить этой школе имя Алчевской?..
Мы покинули Харьков на другой день. Особенно синий и солнечный после ненастья, он показался нам очень долгим. Мы бродили по улицам моего детства, дольше обычного стояли возле дома, где я родилась, глядя на окна, за которыми давно уже шла своя жизнь и за стеклами виднелись банки с соленьями, закрытые марлей и перевязанные шпагатом. Из этого окна Наташа Перепелицына чуть не выпала, когда ей было два года, но я, уже пятилетняя, каким-то чудом удержала ее за пятку… И теперь мы с дочкой поднялись по щербатым мраморным ступенькам, заглянули в подъезд, где на беленой стене уцелел памятный мне с детства рельеф – вишневые ветки, с листьями и вишнями.
На веселой, пестрой от студенческой толпы Сумской продавались жареные пирожки с картошкой. Старики грелись на солнце, заполнив скамейки Театрального сквера, а у фонтана «Стеклянная струя» всегда наготове стояла игрушечная белая лошадка, впряженная в красную повозку, – реквизит детского фотографа.
Потом мы собирали каштаны в еще сырой траве городского сада и, пройдя по главной алле к видовой площадке над обрывом, – с этого холма Пинчо, если продолжить сравнение Харькова с Римом, – смотрели на город, подернутый дымкой, освещенный косым вечерним солнцем, повисшим над куполами Благовещенского собора.
Возвратившись в Москву, я внимательно изучила все, что было написано об Алчевской, в том числе и ею самою. Тогда для меня окончательно сложился облик этой незаурядной женщины, сказавшей о себе: «Говорят, что у каждого человека бывает свой пункт помешательства. Моим пунктом являлась мысль обучить как можно больше женщин грамоте…»
С трех фотографий, помещенных в книге Алчевской «Передуманное и пережитое», на меня смотрела женщина с открытым решительным лицом и серьезным, как бы в себя обращенным взглядом. Такой изображена она в девятнадцать лет, и в сорок девять, и в шестьдесят девять. От первой к последней фотографии волосы, зачесанные назад, побелели, лицо округлилось, но серьезность и решительность остались. По натуре впечатлительная, нервная, очень женственная, артистичная, – недаром воспитавший актрису Асенкову театрал обещал, что, пойдя на сцену, она станет второй Асенковой, – Алчевская знала и ценила в себе именно эти качества – решительность и серьезность. И такой пожелала остаться в памяти потомков, – книга издавалась при жизни Христины Даниловны и фотографии отбирала она сама.
Я так подробно пишу об Алчевской не только потому, что в своем письме она говорит о визите к ней Чехова и разговоре с ним. Конечно, важна уверенность в подлинности рассказа, и тут личность пишущего играет не последнюю роль. Но я убедилась, что многие люди, даже не чуждые литературе, никогда не слышали об Алчевской или знают о ней весьма мало.
