Рассказы и сказки - страница 13
Вот ведь жадюга! Ночной разбойник, он с рассветом всегда прячется с глаз долой. А тут увидел рыбный садок и жадность одолела — уже рассвело, а он оторваться не может, набивает зоб.
Не услышал утренней тишины — и выдал себя.
Я его увидел ненароком.
Иду однажды по лесу, собираю грибы. Почти на опушку выбрался, между деревьев небо завиднелось.
Вдруг впереди, на сосне, белое пятнышко, как платочек, — шмыг, шмыг вверх по стволу — и пропало.
Я и внимания не обратил. Не до того. Заядлое дело — грибы брать. Идёшь, взглядом понизу шаришь, и только и ждёшь, где бы красная или коричневая шляпка открылась. Ничего не замечаешь, кроме грибов.
Но белое пятнышко вновь мне повстречалось. Уже на опушке. Там стоят ёлочки-подростки, и вот на одной из них опять — шмыг, шмыг!
Белое на тёмно-зелёном-то далеко видать, в глаза бьёт. Невольно заметишь.
Хоть и не сразу, а я разглядел. Оказалось, что бельчонок. Но почему-то с белым хвостиком. Тут уж я заинтересовался. Таких белок вроде и не бывает. Чудно что-то…
Корзину — под куст, и пошёл к ёлочкам.
Не удирает бельчонок. Лишь за ствол схоронился. С одной стороны выглядывает из-за ёлки кончик белого хвоста, с другой — два ушка, нос и глазки, как мокрые черничины.
Глазки смотрят с любопытством. «Ты кто? Чего тебе надо?»
Боком, боком пошёл я вокруг ёлки, шею вытягиваю. Хочется увидеть всего бельчонка, целиком. Вымазан у него хвост, что ли? Или вправду белый?
Я делаю круг, и бельчонок вокруг ствола оборачивается. Там, с той стороны, перебирает лапками — и по-прежнему видны только хвостик и глазки.
Глазки поблёскивают, — наверно, нравится бельчонку такая игра.
Ах ты! Я — бегом. Через куст, через яму, а тут — столбик межевой, в землю вкопан. Зацепился ногой за него, да — кубарем.
Приподнялся, сел. Штанина разорвана, на ноге ссадина. И смешно, и зло берёт.
А из-за ёлки опять глазки поблёскивают, смеются: «Что, словил?»
Вдалеке что-то зашумело. Я сгоряча не разобрался, подумал, что это в голове у меня, оттого что стукнулся.
Но шум — сильнее, ближе. Перешёл в рокот, да басовитый такой, в ушах теснит.
Самолёт!
Низко плывёт над полем, и сюда — к лесу. Чуть макушки сосен не задел.
С грохотом пронёсся, резанул широкой тенью, даже показалось, — горячим ветром пахнул.
Мой бельчонок — скок на эту сторону, чуть не сорвался. Приник к стволу, вжался в него и головой, и тельцем, и хвостом. Меленько дрожит, — испугался, видно, до смерти.
Меня — как дернуло. Вот же он, — близко, хватай!
Палка в руках; я взмахнул — «вжжик!»
Уже когда вырвалась палка из руки, сообразил: зачем? Не надо!! Качнулся за ней вслед — удержать, отвести…
Но поздно.
Бельчонок лежит под ёлкой, на мху. По тельцу пробежала судорога, белый хвостик дёрнулся раз, другой — и сник.
Подскочил я, рука трясётся, сую её под бельчонка, а он откатывается, лёгонький. А сверху в горсть взять — страшно.
Потом поднял его на ладонь, в мордочку дую. Словно он от моего дыханья очнуться может. А у него уже рот приоткрылся и глаза заволоклись пеленой.
Положил я его обратно на землю, на руке белая полоса осталась. От хвоста.
Хвостик-то просто запачкан. Не то мелом, не то извёсткой. Неподалёку пионерлагерь строят; наверное, бельчонок там побывал. Храбрый ведь…
Я ушёл домой, даже забыв корзину с грибами. И после не стал её искать. Как представлю себе, что увижу и этот столбик межевой, и ёлку, и может, самого бельчонка, — так в горле комок.
Долго всё это не забывалось.
Да и теперь еще памятно.
Прежде ходил на охоту, никогда не задумывался — стрелять или не стрелять. Увижу, что кто-то бежит — ружьё само в плечо ткнётся, пальцы крючок давнут — трах!! А после уж разглядываю, что за добыча.
Теперь — не то.
Вскинешь ружьё, а рука и дрогнет: «Не Белый ли Хвостик?..»
И опомнишься.
Слышите?
Светлые капли вызванивают, струйки плещутся, волны струнами рокочут… Всё громче, всё радостней музыка!
Это я, Весна, еду нынче по лесу.
У меня упряжка из двенадцати самых быстрых ручьёв. Распустили они пенные гривы, мчатся с пригорков, пробивают дорогу в грязных снегах. Ничто их не остановит!
Летите, мои серебряные кони, — эгей, эгей!
