Потом мой господин и его спутники спустились в Погреб. Увидев это странное зрелище, мой господин вытащил свой Меч с громким криком «Смерть!» (хотя так и не объяснил, кого или что он имел в виду). Некоторые вошли внутрь, но многие остались сзади, подгоняя тех, кто был впереди, не столько своим примером, сколько ободряющими Словами, однако в конце концов все вошли в Погреб; мой господин был последним.
Они отодвинули от стен Бочки и другие вещи и обнаружили упомянутого Призрака, ужасного на вид, однако сохранившегося на Стене; от жуткого этого зрелища поднялись такие Крики, какие в наши дни редко можно услышать. Многие лишились чувств, тогда как другие спаслись от этого Бедствия большими глотками Пива, однако и они были еле живы от Страха.
Тогда Дама обратилась к ним на такой манер:
Все внимайте моей воле,
Я пребуду здесь, доколе
Даму этого удела,
Схожую лицом и телом,
Не сфотографируют как надо,
Во весь рост открытой взгляду;
Тогда сгину я опять
И не буду вас пугать.
Тогда помянутый Мэттью Диксон обратился к ней и спросил: «Почему ты высоко держишь этот Факел?» — на что она ответила: «Свечи дают свет», — но никто ее не понял.
Потом наверху зазвучал тонкий Голос:
В погребе замка Окленд
Давно, очень давно
Заперли славного парня,
Горе ему суждено!
Снять ее в полный рост —
Как дотянуться до звезд;
Tempore (так я и сказал ей),
(К этому Хору никто не смог присоединиться, ибо Латынь была для них неизвестным Языком.)
Она была очень жестока,
Давно, очень давно,
Меня уморила до срока,
Хоть в погребе было вино.
Ведь я из Шотландии мог убежать,
Последний медяк за это отдать,
Но меня учили честно играть, —
Не поминайте же лихом, друзья,
А помяните добрым глотком!
Тогда мой господин, отложив свой Меч (который впоследствии был повешен на стене в память о столь великой Храбрости), приказал Дворецкому принести ему Кувшин Пива, каковой Кувшин он выпил за один присест и велел принести еще. Ибо, по его собственным словам: «Ручей уже не Ручей, если он Высохнет».
