— С тех пор как ты ушел, он не появлялся. Ну так повезешь? Или как?
Мы поехали в «Суперскидки» и в винный.
— Это не мне, — сообщила она, когда сказала насчет винного. — Это я Дэрилу, надо же ему что-то в чулок положить на Рождество.
Пока она ходила по магазину, я крутил ручку приемника. На всех частотах попадались только песни, которые мой отец называл «дерьмо с дерьмом».
— Не спрашивай меня, кто такой Дэрил, — сказал я, когда спустя целую вечность она вернулась.
— Да знаешь ты, кто такой Дэрил, — она бухнула пакеты на сиденье между нами.
— Я думал, ты не себе берешь, — сказал я, увидев «Егермайстер».
— Да я решила: раз уж я здесь, надо и для себя что-нибудь взять.
Другой пакет был набит мини-бутылками с разным бухлом, такие в самолетах дают.
— Я купила ассорти, — сказала она. — Его любимые. И конфеты «Пепперминт-Патти» тоже.
— Мне кажется, у тебя это самое… в новостях показывали, — сказала она на полдороге домой. — ПТСР[13]. Так, да? Думаю, тебе надо с кем-нибудь поговорить.
— ПМС[14], — сказал я ей.
— Думаю, тебе надо с кем-нибудь поговорить, — повторила она.
— Я каждый день с кем-нибудь говорю, — сказал я ей. — Поверь, это небольшое удовольствие.
— Оуэн все толкует, ты можешь в суд подать. От государства все что-нибудь да получают, и только мой сын — ни шиша.
— Потому что твой сын идиот, — сказал я. — Старая песня.
— Ничего подобного я тебе не сказала. Сказала только, что тебе надо с кем-нибудь поговорить. Все, больше я этой темы не касаюсь.
Когда мы приехали, оказалось, что мой пес, бедный шибздик, намотал цепь на дерево и чуть не задохся. Сам не пойму, почему мы его на дворе бросили.
— Ты что же — не поможешь мне занести сумки? — сказала мать, когда я выскочил из машины первым.
Через несколько часов, когда я уже лег, она возникла на пороге моей комнаты:
— Есть специальные телефонные номера… звонишь, консультируешься. Мне Оуэн рассказал.
— Вот пусть Оуэн и звонит.
— Оуэну это не требуется, — сказала она.
— У тебя и так неплохо с деньгами, — сказал я. — А на меня в твоем доме обрушилось столько говна, сколько я нигде больше не огребал.
Так я заткнул ей рот дня на три, наверно.
Когда она наконец созрела для разговора, я снова ушел в лес. Взял с собой пса, но он, конечно, сбежал. Нашелся, только когда я вернулся домой. Люди любят потолковать о раке и инсультах, а я вот считаю: если уж сдохнуть, то от холеры. Прочитал про нее на сайте «Энциклопедия эпидемий»: оказывается, в Индии холера меньше чем за сто лет уморила тридцать восемь миллионов человек. По одному названию ясно: эта зараза шутить не любит.
После учебки в Форт-Силле мне полагалось четыре с половиной года отслужить в регулярной армии и еще четыре в резерве. В резерве я учился на «gi-Bravo» — на медработника то есть, но экзамены завалил. Когда они объявили об этом, то постарались меня успокоить: не волнуйся, найдем тебе занятие. В итоге определили меня в Центр учета санитарных потерь и оказания ритуальных услуг. «И чем же ты там занимался?» — стала допытываться мать, когда я вернулся из армии. «Да так, — говорю, — по мелочам: кто-то мозгами раскидывал, а я собирал». Кажется, в тот момент она смотрела по телику «Фермерскую дочку». Даже Оуэн не удержался от смеха.
А если говорить о печальном… Знаете, я ведь много чего перевидал, но одну из самых тягостных картин за всю жизнь наблюдал уже после возвращения домой: мать съехала на обочину у знака «Стоп», в мороз — на улице минус двадцать три, не меньше, — открыла окно, хватает рукой снег с зеркала и пытается кидать на лобовое стекло, чтобы очистилось. Это уже после того, как мы проехали вслепую три квартала. Только после трех кварталов она удосужилась съехать на обочину. Я сижу, не вмешиваюсь, а она тянется рукой и кидает снег на наружную сторону стекла. Иногда попадает по дворникам.
И так минут пять. А остановились мы, между прочим, прямо у «Стюартс». В двух шагах от нас в витрине написано: «Стеклоочистительная жидкость, распродажа». Но она — это ж надо! — не идет в магазин. И не просит меня помочь. И даже из машины не вылезла, чтобы попытаться очистить стекло как следует, руками поработать.
