— Огилви видел большую плотину и сооружение, похожее на гидроэлектростанцию, — задумчиво проговорил Лейф. — На Земле её строительство заняло бы максимум два года. Сколько времени требуется для этого здесь, можно только гадать. Может, двести лет. А может, и четыреста, — он нервно забарабанил пальцами по столу. — Меня это очень беспокоит.
— Это не беспокойство, а досада. Это разные вещи.
— Я же сказал вам, что обеспокоен. Эта планета напоминает мне горящий бикфордов шнур, который мы длительное время не замечали, а теперь вдруг увидели. Я не знаю, куда он ведёт и какой силы потрясение нас ожидает.
— Это досада, — настаивал Пэскью, всё ещё не желая вникать в смысл сказанного Лейфом. — Нам помешали осуществить наши планы, и нам это не нравится. Мы — несокрушимая сила и рано или поздно, но, к конце концов, добиваемся, чего хотим. Мы вполне можем контролировать этот зажжённый шнур. Никогда эта форма жизни не подарит нам настоящего, большого потрясения. Они слишком медлительны, чтобы иметь возможность совершить это.
— Я не это хотел сказать. Меня беспокоит само их существование.
— Заторможенных лентяев хватало и раньше, даже на Земле.
— Именно! — воскликнул, соглашаясь, Лейф. — И именно поэтому у меня уже сейчас начинают трястись поджилки.
Динамик прервал его вежливым покашливанием, а затем сообщил:
— Докладывает Огилви, сэр. Я сейчас на высоте четыре тысячи девятьсот метров, хоть и далеко, но вас вижу. Что-то мне всё это не нравится.
— А в чём дело?
— Город обезлюднивается. То же и в ближних посёлках. Они в огромном количестве стекаются к дороге и начинают двигаться в вашем направлении. Передние могут достичь вас примерно через три часа. — Короткая пауза. Ничто не указывает на враждебные намерения, никаких признаков организованного выступления. Просто побуждаемая любопытством толпа, насколько я могу судить. Но если это сборище столпится вокруг корабля, глазея на вас, вы не сможете взлететь, чтобы не спалить их тысячами.
Лейф погрузился в размышления. Корабль имеет в длину полтора километра. Его подъём сопровождается двумя почти километровыми огненными смерчами со стороны каждого борта и ещё одним сзади. Для безопасного взлёта ему необходимо около четырёх с половиной квадратных километров.
На борту «Громовержца» — тысяча сто человек. Шестьсот из них должны обеспечивать подъём. Оставшимся пятистам придётся сдерживать толпу по периметру этой площадки. Потом их нужно будет по несколько человек перевозить вертолётом к новому месту посадки. Возможно ли это? Возможно, но очевидно, что глупо.
— Мы взлетим сделаем посадку в двухстах километрах отсюда, передал он Огилви. — Это задержит их на пару дней.
— Мне возвращаться, сэр?
— Решайте сами.
— Пассажиры недовольны, они хотят ещё пополнить свои коллекции. Я остаюсь. Если потеряю вас из виду, найду по маяку.
— Ладно.
Лейф повернулся к микрофону внутреннего оповещения:
— Включить сирену. Проверить наличие всех членов экипажа на борту. Приготовиться к подъёму.
— Правило Седьмое, — усмехнулся Пэскью. — Любое действие, причиняющее неоправданный ущерб невраждебной форме жизни, признаётся самым большим нарушением Кодекса Контакта. — Он иронично развёл руками. — Итак, они ползут к нам, как огромная армия ленивцев, а мы должны бежать, поджав хвост.
— Вы придумали что-то лучше? — раздражённо спросил Лейф.
— Нет, ничего. Что за чёрт!
Завыла сирена. Вскоре «Громовержец» стало слабо трясти, что указывало на то, что камеры сгорания и стартовый ускоритель находятся уже в разогретом состоянии. Внезапно в рубку с диким выражением лица влетел Хоффнэгл. В одной руке он сжимал скрученные в рулон таблицы для контакта.
— Это, наверное, шутка? — заорал он, размахивая таблицами и даже забыв добавить «сэр». — Мы успешно проработали здесь две вахты, потратив на эти беседы всё свободное от дежурства время, и один из них уже только что закончил рисовать орбиту. Теперь вы отзываете нас.
Он ожидал ответ, весь кипя от негодования.
— Мы меняем место.
— Меняем место? — Он посмотрел так, как будто никогда не слышал о подобных вещах. — На какое?
— В двухстах километрах отсюда. Хоффнэгл недоверчиво уставился на Лейфа, громко глотнул, открыл рот, затем закрыл его и снова открыл.
