А вот вокруг сизой лиственницы белочка напорошила чешуйки от шишек. Наелась вволю вкусных семян и спряталась в гайно — круглый домик, сплетённый из гибких веточек на высокой пихте, на нижнем сучке которой наколот сухой обабок. Белочка не тронет гриб, она запасла его для другой. Придёт сюда та, гонимая бескормицей, он и пригодится. Так уж у белок заведено — заботиться друг о друге.
Зорко вглядываясь в струйчатые потоки щедрого солнца, чутко вслушиваясь в таинственные шелесты улыбающегося ему леса, Василий Матвеевич спустился по пропахшей можжевельником покати к весёлой полянке, где под бубен собственного эха шаманит Заветный ключ и стелется по камешкам радостный свет.
Напился живой воды и умылся. Глаза вспыхнули синим пламенем, морщинки на лице исчезли. Сел на вкопанную под ещё неопавшей берёзой лавочку и задумался о своей судьбе. Лучшие годы жизни отдал он лесу, спасая земную красоту, без неё русскому человеку не выжить. Извела старого лесовода печаль: смены нет. У молодёжи на уме — топоры да спички. Мишуков засмотрелся на проворно бегущий к Байкалу ключ, вспомнились знойное приволжское перестепье, родное село, и по щеке скользнула непрошеная слеза: не украсил он отчий край хвойными борами. И прожитая в трудах и заботах жизнь показалась ему никчемной.
Вдруг над головой захлопало, защёлкало — на макушку берёзы опустился краснобровый глухарь. Посыпались на старого лесовода золотые ордена сияющих листьев…
На обратном пути, около посёлка, Василий Матвеевич неожиданно встретил мальчонку со штыковой лопатой на плече. Поинтересовался, пряча в седых усах лукавинку:
— Кладоискатель?!
— Есть мне время по чёртовым куличкам шастать, — с достоинством ответил мальчонка. — Кедр во дворе одуплел. За саженцем иду.
— Молодец, сибирячок! — похвалил старый лесовод. — Умное дело затеял. — И посоветовал: — Сажай так, чтобы веточки в те же стороны света смотрели, что и на родном месте, иначе не приживётся. Заметку сделай — лоскуточек привяжи, прежде чем выкапывать.
Сказал — и привиделся отец в солдатской шинели, шагающий вдоль шеренги стройных берёзок.
* * *
Скоро ударят морозы. Потревоженные снегирями, затилинькают волшебными колокольчиками на рябинах остекленевшие гроздья. Медленно оседая на сугробы, замельтешит в небе звёздными мошками летучая изморозь. И однажды в лунную ночь выскочит на весёлую полянку заяц, вывернет рогулиной уши и замрёт среди огромного хвойного мира, очарованный тихим журчанием живой воды. Ухнет в ельнике филин, ойкнет косой от страха и покатится, от беды подальше, по набитой тропе, высекая голубые искры снега.
В. Г. Распутину
Деревушка Боярова скорбно притихла, даже избы, кажется, сморщились от горя. Начался падеж скота. Нечем кормить. На березовых и талиновых прутьях да на пихтовой лапке отощавший скот навряд ли дотянет до первых проталин. Конец апреля, а вокруг лежит снег. Неспроста осенясь лист на осинах начал краснеть и опадать с нижних веток.
Прошлое лето стояла несусветная засуха — травы и хлеба выгорели. Колхозники не токмо луга и лесные плешины, каждый кустик литовками об-шоркали. Зимушку колхоз обманул благодаря пламенному уполномоченному из района. Нагрянул упырь еще в январе, насильно отполовинил на поветях небогато накошенного сена у беззащитных сельчан для колхозных симмента-лок, а почерневшему от забот председателю колхоза Григорию Красноштано-ву пригрозил: «Не сбережешь стадо, посажу!» Недавно умер Сталин — затаился крепостной народ, гадает шепотком: куда повернет страна?
Обнищавшая деревушка, плача кровавыми слезами, режет голодных коровенок, справляет поминки по мудрому вождю, объедается костлявой свежениной — чем добру пропадать, пусть лучше пузо лопнет…
Константин Бобряков, высокий и сухопарый чалдон средних лет, тоже крепко задумался. Уставился печально на сгорбленную, начавшую линять коровенку Ночку. Доела сегодня последний клок сена. Жалобно мычит, с укором пялится на поджарого хозяина огромными голубоватыми озерами, в которых отражаются чирикающие на голой черемухе воробьи. Ночка давно бы убежала в лес, нашла себе корм, да брюхо не дает. Вот-вот должна отелиться. Константин неделю назад зарезал лончака. Неужто и коровенку придется пускать под нож?
