На той стороне ерика нырял Шурка. Наконец он махнул рукой:
— Тяните!
Потянули. Шнур резко заходил под водой. Значит, перемет не был пустым. Вот из глубины показалась диковинная рыба с рыльцем и костяными наростами на спине. Севрюжка! Она была мертва. Зацепившись боком за крючок, севрюжка изошла кровью и захолонула в придонной родниковой воде.
Мы ахнули, когда вместе с подоспевшим Шуркой вытащили перемет на берег. Густо навешенные на шнуре остро отточенные крючки блестели, как серебряные. На многих трепыхались нанизавшиеся за что попало — за бока, животы, спины — еще молодые, килограмма по три-четыре, севрюги, осетры. Их было двенадцать штук. Попался и большой, килограммов на пятнадцать, осетр. Он искромсал себе полспины, но так и не освободился от страшного, с заусеницами, браконьерского крючка.
Еще бы расти да расти этим севрюжкам и осетрам, но они нашли свой конец на перемете речного бандита. А сколько рыб, попав на крючки, сорвалось! Они все равно погибнут от потери крови и речных паразитов, которые заберутся в их раны.
— Что делать с этой рыбой? — спросил я.
— В лагерь отнесем, — предложил Шурка. — Тут недалеко, километра три. Пусть городские попробуют красной рыбки.
— А осетра давай домой оттащим, — предложил Семен. — Дедушка балычок сделает. Ох, и вкусный же балычок из осетра!
— Эх ты, балычок… — сердито оборвал Шурка брата. — Тебе бы только брюхо набить. А совести у тебя, как у того браконьера, — ни грамма. Она твоя, эта рыба, да?
Удивительное дело: Семен выслушал выговор младшего брата виновато, с почтительным вниманием.
— Да я так, Шур… — сказал он заискивающе. — Я нарочно.
— Знаю тебя, — оборвал Шурка. — Давай рыбу снимать с крючков!
Не скажу, чтоб это была легкая работа. Рыбы извивались, били хвостами. Попадало и по лицу. Мы исцарапали руки об их костяные шипы.
Наконец рыба собрана в мешки, мята уложена под вербой, спиннинг, сумка и перемет спрятаны в кустах. По забытым тропинкам, через балки и ручьи пришли мы к пионерскому лагерю. Там в это время был «мертвый час». Никого не встретив во дворе, мы зашли прямо на кухню. Нас остановил худой, высокий, с огромным носом дядя в белом колпаке и халате.
— Вам чего? — спросил он неприветливо. — Вы, я думаю, не туда попали.
— Как раз туда, — недовольно сказал Шурка. — Принимайте рыбу.
Мы сбросили мешки с плеч.
Повар высыпал рыбу на пол.
— Чудо-рыбка! — вкусно причмокнул он, а потом спросил недоверчиво: — Это нам?
— Вам, вам, — успокоил Шурка. — Ну, будьте здоровы!
Мы повернулись и пошли.
— Товарищи граждане! — крикнул повар, выскакивая вслед за нами. — Одну минуточку! Прошу квитанцию.
Шурка ошеломленно уставился на него.
— Какую такую квитанцию?
— Ту самую, где «принято-сдано». Отметить требуется.
Шурка беспомощно посмотрел на меня, развел руками. Я молчал: мне было интересно, как ребята выпутаются из этого положения.
— Такой квитанции нет.
— Рыбу не принимаю, — отчеканил повар. — Никаких махинаций не потерплю. Я честный человек. — Он загородил нам дорогу. — Или давайте квитанцию, или забирайте обратно рыбу!
— На эту рыбу квитанции нету, — солидно изрек Семен. — Это подарок детям от браконьера.
— От бра-конь-ера-а?!
В это время из соседнего домика вышла молодая полная женщина, по-видимому, заведующая лагерем.
— В чем дело? Что за шум? Почему дети не спят? — спросила она строго.
— Давай, Шурка, — вмешался я, — рассказывай о рыбе с самого начала.
Шурка рассказал все, как было. Заведующая выслушала внимательно, улыбнулась каждому из нас и крикнула в соседний домик:
— Ниночка, принеси три шоколадки «В цирке».
Ниночка, полная, очень похожая на заведующую девочка с пионерским галстуком, принесла шоколадки. Заведующая дала Шурке, Семену и мне протянула. Я сначала отказывался, но меня толкнул под бок Шурка и прошептал:
— Берите, не стесняйтесь, потом нам отдадите.
Все услышали и рассмеялись. Шоколадку я взял и тут же отдал Шурке.
А повару заведующая сказала:
— Андрей Лукьянович, вы взвесьте рыбу и отметьте в приходной книге: «получено столько-то красной рыбы от браконьера через представителей Шуру и Сему».
Повар тотчас успокоился.
