Клоун думал: кинуться бы, рассказать…
Наконец строптивого клоуна решили унять законно-разрешили просмотр на право создания сольного номера. Грачик репетировал ночами, днем-отрабатывал последние дни с Сережей Середой в измайловском шапито.
Комиссия посмотрела его. Комиссия надула губы: нет, клоуном соло он не будет, не надо нам таких. Бюрократ допускает художника выше себя лишь в одном случае-на виселице.
Грач перепсиховал, открылась язва.
Между первой и второй больницами еще одна попытка-режиссерская коллегия. Один творческий деятель заметил: «Ну какой из него соло? Он ведь не администратор». Возразил только Никулин: «Но ведь Мусин тоже не был администратором».
Грачик всю коллегию мучил кубик Рубика.
Клоун дядя Костя Мусин (он уже помер) комиковал до самой старости, когда здоровался, приподнимает шляпу, а под ней-еще одна! — секрет.
Слону перед выступлением делают клизму.
«Чего смеешься, — обиделся на меня инспектор манежа. — Слон… Ты хоть знаешь, сколько это? А ослик? Если мочится — это ведь два ведра».
Теперь… Вернуться в пару невозможно. Одному-не дают. Осталось: легкий труд после больницы в тульской униформе, а завтра увольнение по статье или засыл в богом забытую группу клоуном без номера.
Хотелось одного: набрать полон рот — и плюнуть! И податься униформой в сочинское шапито или вообще бросить окаянную Систему-этот удивительно огромный, разбросанный, бестолковый и страшно запутанный ком.
Снимали квартиру, да пришел хозяин: понимаешь, друг, жена возвращается, на хрен надо, то да се-уходите. На улице всей семьей. Квартиры нет, работы нет, денег нет. Директор шапито Парка культуры Григорян пожалел: «Ну что, живите пока в вагончике».
Это было самое тяжелое время — «блокадный Ленинград».
Директора цирков делятся на «цирковых» и «не цирковых».
Цирковой директор-это такой дядечка, который может где-то что-то и как-то, но вообще… ну, что я вам объясняю, вы и так все понимаете — таких мало, просто крохи, но бывают. А вот один раньше работал в парке — двух лебедей украли, за это перевели в цирк. Другой всю жизнь начальником тюрьмы, а на старости — в цирк. Артист к нему стучался, он отвечал: «Введите». Писали заявление: «Прошу выдать со склада два килограмма сальто-мортале»; он надписывал: «Выдать».
Один воздушник шагнул пьяный с шестого этажа, объявив: «Смотрите, как делается три с половиной оборота». Насмерть.
Молитва цирковых: ставки, поездки. Ставки — это деньги. Поездки — это «туда». Поездки — часто склоки и ненависть вчерашних друзей, это… ну ладно. Еду, еду я домой, парень я невыездной.
Спрашивает Петька Василия Ивановича: «Что такое гласность?» — «А это, Петька, вот ты можешь выйти перед строем и все-все про меня сказать. Все, что думаешь. И ничего тебе за это не будет». — «Ничего не будет?»-«Ничего-ни шашки, ни коня…»
Когда едут «туда», дабы сэкономить бесценные крохи командировочной валюты на жгучие потребности рядовых тружеников манежа, тащат с собой супы в пакетиках, необъятные массивы тушенки, в полые перши суют колбасу. За границей рацион: макароны и картошка.
В США униформист получает в пять раз больше, чем наш командированный представитель самого лучшего в мире цирка.
«Он меня манит пальцем: пойдем сходим в бар. Я его так поманить не могу».
Легкий труд был в тульской униформе. Он цеплялся за соломинку и упросил местные власти сделать просмотр в Туле. В Туле он понравился. Здесь он тянул на соло. Москва надула щеки и все эти просмотры признала недействительными. Если все-таки хочет работать, пусть еще раз просматривается в Москве.
Для того чтобы делать свои репризы, не было времени и денег на реквизит. Кещян готовил одну-единственную репризу-«Макароны». Посетитель какого-то воображаемого заведения заказывает макароны. Клоун летит со всех ног и спотыкается — все макароны на земле. Клоун прячет их, накрывая своим телом, потом собирает их в тарелку руками, веником, притаптывает ногой и церемонно подает к столу. Такая, в общем, хохма.
Очередная комиссия пришла.
Грачик вылетел на манеж, искренне споткнулся, наступил на терклу и пришел (цирковой синоним слова «упасть») на левую руку. Он вывихнул плечо — это дикая боль. Он одной рукой пошвырял макароны в тарелку, сунул их посетителю и ушел с манежа; из плеча торчала кость. Травмопункт и перевязка!
