— Бабаджан! Баб, перестань кричать, сынок!
Мальчик осекся.
Айбебек вернулась в мазанку, зашуршав занавеской. Почувствовав жену рядом, Аннамерет протянул руку, с закрытыми глазами поймал ее за талию и притянул к себе.
— Аннамерет!.. О Аннамере-ет! Маленькие могут проснуться… — Не проснутся.
Он навалился на нее, придавив мягкую, податливую грудь своим могучим и пахнущим морем телом.
— Соседи могут зайти, отпусти же!
— Им делать тут нечего.
— Соседи есть соседи, — заохала она, пытаясь освободиться из его сильных объятий. — Могут зайти просто так, без всякого дела.
— Ну их к черту! Я им когда-нибудь переломаю ребра.
— Что ты! — испугалась жена. — Они нам ничего дурного не сделали. — Не сделали потому, что не было подходящего случая. Сделают. В последнее время они почти перестали со мной здороваться.
— Напрасно ты о них плохо думаешь. Они вовсе не враги нам. Ты сам все это… — Перестань, я знаю, что у них на уме. Всё принюхиваются, всё ждут, когда я попадусь на ловле, уж тогда они не заставят просить себя, всё расскажут. Да еще как! А то, что на всех праздниках едят плов с красной рыбой, наверно, не вспомнят — не выгодно.
— Помнишь ту ночь, когда был ливень? Ты, кажется, переждал его на сопке Айпи… Ведь тогда сосед Гутлы сам пришел к нам и помог. Иначе мы с Бабаджаном одни не справились бы с брезентом, ведь он тяжелый, а жилище у нас, сам знаешь какое…
— Справились бы… Человек твердеет, когда ему трудно, кожей становится жестче и сердцем.
— Ах, Аннамерет, Аннамерет! Бросил бы ты это свое занятие! Работал бы со всеми вместе, и жилось бы нам спокойней.
Он, нахмурившись, взглянул на нее.
— Море признает только сильных и смелых… А эти слюнтяи… одна морока. Не хватало еще, чтобы я с ними на воблу ходил! Ты снаряди лучше Бабаджана, он напарник им впору: ведут себя в море ничуть не лучше, чем он. Дрожат при виде каждой внезапной тучки или мало-мальски сильной волны, трясутся, смотришь — уже собирают сети.
— Может, это и правильно, — осторожно заметила жена. — Море сильное, с ним не надо шутить. Мы ведь все равно с голоду не умираем. Работа у тебя есть…
— На все твои вопросы у меня один ответ — я охотник! — почти вскричал он. — Я занимаюсь тем, чем занимались мой папа, мой дед и прадед! Разве я не могу заниматься чем-то и в свое удовольствие! А? Как ты считаешь, могу или нет?
— Можешь, наверное… Но я сейчас о другом… Скоро здесь, кроме нас двоих, никого не останется. Все уже смирились. Кябе-эне и та уже подумывает о переезде всерьез, все реже ее видно на берегу моря…
Муж простонал, шумно выдохнул воздух из легких и молча освободил жену от своих объятий. А потом вдруг разразился с новой силой:
— К черту все! Пусть уезжают сейчас же, сию минуту! Убирайся и ты! А я не уеду. Я здесь родился! Тут все мои предки похоронены! И предки моих предков! И так до бесконечности. Никто не сможет выгнать меня отсюда. Никто! Я им всем ребра переломаю! Пусть только сунутся!
Он повернулся на другой бок и сердито замолчал. Остыв, заговорил тихим голосом: — Мой отец, умирая, сказал: «Не покидай этот берег и это море. Мы рыбаки, а не чарва-кочевники, и твои дети тоже должны стать рыбаками-охотниками». Поэтому я сына беру в море. И маленького буду учить рыбачить, пусть только подрастет немного… А Бабаджан уже не боится моря, он смеется, когда внезапно накатывают волны. И еще он знает, что дед ему завещал это море, этот берег. Если мы оставим наш берег, то нигде у нас не будет своего берега. Нигде! И никогда! Мы станем бродягами… Ты хочешь, чтобы мы стали бродягами? Сейчас я человек. Я человек, пока у меня есть свой берег! Пусть не богатый, знойный, но свой… И здесь мне хорошо. Пусть все уходят, а я останусь.
Он услышал — почувствовал, что жена плачет, повернулся к ней и, притянув к себе, шершавыми ладонями вытер ее мокрые щеки.
— Ох, не к добру все это, Аннамерет! Не к добру!.. И прошлой ночью ты мог не вернуться… И каждый раз так.
— Но я вернулся, как всегда. И каждый раз будет так.
Он снова с силой сжал ее в объятиях. Губы ее коснулись его плеча. Во рту остался соленый вкус моря…
2. ЛЕГЕНДА ОБ АЙПИ
