Стоит в музее за стеклом
Научный экспонат.
Белый дронт, Raphus solitarius, как предполагалось, встретил ту же судьбу на соседнем острове Реюньон (Однако мой удивительно хорошо осведомленный научный сотрудник Сэм Тарви сообщает мне, что белый дронт почти наверняка никогда не существовал: белые додо изображены на нескольких картинах семнадцатого столетия, и современные путешественники упоминали больших белых птиц на Реюньоне, но сообщения неопределенны и спутаны, и ни один скелетный материал с острова не представлен. Хотя виду дали научное название Rajjftus solitaries, и эксцентричный японский натуралист Masauji Hachisuka отстаивал наличие двух видов дронта на Реюньоне (которые он назвал Viktorionus imperieilis и Omithaptera solitaria), более вероятно, что ранние сообщения, на которые все ссылаются, относятся к вымершему реюньонскому ибису (Tirskiornis soliliritis), чей скелетный материал известен, и кто был, очевидно, похож на живущего белого священного ибиса или на юную особь серого дронта Маврикия. Или же они могут быть просто результатом художественной вольности.). И Родригес, третий остров в Маскаренском архипелаге, обеспечил жилье и гибель по тем же причинам немного более отдаленному родственнику, родригесскому дронту-отшельнику, Pezophaps solitaria.
У предков додо были крылья. Их предки были летающими голубями, достигшими Маскаренских островов благодаря силе собственных мускулов, которым, возможно, помогал аномальный ветер. Однажды им не нужно было больше летать – не было от кого убегать– и, таким образом, они потеряли свои крылья. Как Галапагосы и Гавайи, эти острова – недавние вулканические образования, ни одному из них не больше семи миллионов лет. Молекулярные данные свидетельствуют, что дронт и дронт-отшельник, вероятно, прибыли на Маскаренские острова с востока, не из Африки или Мадагаскара, как мы, возможно, могли предположить. Возможно, дронт-отшельник по большей части дивергировал прежде, чем, наконец, достиг Родригеса, сохранив достаточную силу крыльев, чтобы добраться туда из Маврикия.
Зачем было лишаться крыльев? Им потребовалось много времени, чтобы развиться, почему бы не оставить их на случай, если однажды они могли бы оказаться снова полезными? Увы (для дронта), эволюция так не думала. Эволюция не думает вообще, и конечно, не наперед. Если бы это было так, додо сохранил бы свои крылья, и у португальских и голландских моряков не было бы беззащитных мишеней для их вандализма.
Покойный Дуглас Адамс был растроган грустным случаем дронта. В одном из эпизодов «Доктора Кто», написанного им в 1970-ых, комната старого профессора Хронотиса в Кембридже служит машиной времени, но он использует ее только с одной целью – удовлетворения своего тайного порока: он одержимо и многократно посещает Маврикий семнадцатого века, чтобы оплакивать дронта. Из-за забастовки на Би-би-си этот эпизод «Доктора Кто» никогда не транслировался, и Дуглас Адамс позже переработал навязчивый мотив дронта в своем новом «Детективном агентстве Дирка Джентли». Назовите меня сентиментальным, но я должен сделать на мгновение паузу – из-за Дугласа, из-за профессора Хронотиса и из-за того, кого он оплакивал.
У эволюции или ее приводного двигателя, естественного отбора, отсутствует всякое предвидение. В любом поколении особи любого вида, лучше всего приспособленные для выживания и воспроизводства, вносят в следующее поколение больше, чем их средняя доля генов. Последствием, действительно слепым, является наиболее точное приближение к предвидению, которое допускает природа. Крылья могли бы быть полезными миллион лет, начиная с того времени, когда прибыли моряки с дубинами. Но крылья не будут помогать птице содействовать потомству и генам в следующем поколении, а только здесь и сейчас. Наоборот, крылья и особенно массивные грудные мускулы, необходимые для приведения их в действие, дорогая роскошь. Сократите их, и спасенные ресурсы могут теперь быть потрачены на кое-что полезное в данный момент, такое как яйца: полезные в данный момент для выживания и репродуцирования самих генов, которые запрограммировали сокращение.
