Расмус повернулся и хмуро посмотрел на Оскара:
– По-моему, ты тоже красивый.
Оскар расхохотался:
– Да, я красивый, как невеста. И богатый, ничего не скажешь. Ленсман дал мне десять крон, значит, я богатый.
– А бродягам много денег и ни к чему, – буркнул Расмус. – Наплевать, что зимой ногти на ногах трескаются, я всё равно хочу бродяжничать с тобой! Оскар, миленький…
Продолжать он не смог, потому что снова заревел.
Оскар помолчал немного, потом похлопал Расмуса по плечу и задумчиво сказал:
– Ну, пусть будет по-твоему. «Что ни делается, всё к лучшему, – сказала старуха, когда старик повесился». Пусть будет по-твоему.
Расмус вздохнул, это был глубокий, счастливый вздох. И чуть погодя его заплаканное лицо осветилось улыбкой. Он дёрнул Оскара за рукав пиджака:
– Пошли отсюда скорее.
– Сперва ты должен сказать фру Нильссон, что передумал.
– Я? А ты не можешь… – испуганно спросил Расмус.
– Нет, парень, это ты должен сделать сам.
Нелегко сказать людям, что ты не желаешь, чтобы они стали твоими родителями. А для того, кто застенчив, это ещё труднее. Но Расмус готов был выдержать что угодно, лишь бы уйти с Оскаром. Он подошёл к бочке с водой, стоявшей возле хлева, и смыл с лица следы слёз. Потом, чтобы подбодрить себя самого, помахал Оскару и решительно пошёл в кухню.
Хозяин и хозяйка Стенсэтры сидели за столом и завтракали. Расмус остановился на пороге, как делают бродяги. Его прямо-таки бил озноб, ведь сейчас ему придётся сказать всю правду. А вдруг они сильно рассердятся?
– Я лучше хочу быть с Оскаром, – пробормотал он.
В кухне воцарилось молчание, потом фру Нильссон сказала:
– Садись поешь сначала. Потом расскажешь, почему ты хочешь лучше быть с Оскаром.
Расмус поёжился.
– Потому что я больше привык к нему, – тихо добавил Расмус.
Фру Нильссон потянула его к столу, но он стал упираться. Упираясь ногами в пол, он пятился назад, как упрямый козлёнок, он боялся, что они помешают ему уйти с Оскаром.
– Надо же тебе сначала поесть, если даже ты пойдёшь бродяжничать, – со смехом сказал хозяин Стенсэтры.
– Да поторапливайся, Оскар ждёт тебя, – добавила фру Нильссон.
Похоже было, что они не собираются удерживать его силой. Он перестал упираться и позволил подвести себя к столу и осторожно сел подальше от хозяев на край стула. Он смущённо поглядывал на людей, которые чуть было не стали ему отцом и матерью.
– Стало быть, никто нам не поможет ухаживать за щенятами, – сказала фру Нильссон.
Расмус опустил глаза.
– Я хочу лучше уйти с Оскаром, – промямлил он.
Фру Нильссон похлопала его по щеке.
– Не горюй о нас, – сказала она. – Просто теперь нам придётся поехать в Вестерхагу, поглядеть, не найдём ли мы там другого малыша, кто любит собак.
Расмус вдруг так оживился, что забыл про свою застенчивость.
– Я знаю, кого вам взять! – закричал он. – Возьмите Гуннара! Волосы у него прямые, но в остальном он очень хороший, лучше всех. Я знаю там всех детей, Гуннар из них самый хороший.
– И он не хочет бродяжничать? – насмешливо спросил хозяин Стенсэтры.
– Нет, он больше всего хочет работать в какой-нибудь усадьбе, он очень любит животных. Гуннар не ругается, как Петер-Верзила и Эмиль, как почти все остальные. Он лучше их всех.
– Тогда придётся поехать и поглядеть на этого Гуннара, раз он такой хороший, – сказала фру Нильссон и положила Расмусу целую тарелку каши.
Чуть позднее, собираясь уходить, он на прощание по очереди протянул им руку и поглядел на фру Нильссон большими серьёзными глазами.
– Не берите кудрявую девчонку, – попросил он. – Гуннар лучше всех.
Ночью накануне шёл дождь. Они шагали по дороге солнечным летним утром после дождя. Длинноногий Оскар перешагивал через лужи, а Расмус то и дело ступал в них, только брызги летели.
– У меня ноги какие-то счастливые, – сказал он, глядя на жидкую глину, которая выдавливалась у него между пальцами. – По правде сказать, у меня всё тело какое-то счастливое.
Оскар засмеялся:
– Ясное дело, будешь счастлив, избавившись от большой усадьбы, лошадей, коров и прочей животины!
Расмус радостно зашлёпал по следующей луже.
– Знаешь, что я подумал, Оскар?
– Почём мне знать. Верно, что-нибудь шибко умное и дельное.
