«Будто не сам надымил, – улыбнулся про себя Бежецкий. – Твоими сигарами можно террористов из их нор и схронов выкуривать…»
– Да и рюмочка коньяка вам, думаю, не помешает.
– Ничего не имею против, – кивнул генерал, решив, что довольно уже стеснять молодежь, давно уже бросающую на «стариков» нетерпеливые взгляды.
Но благим намерениям и тут не суждено было сбыться: в комнату, столкнувшись в дверях плечами и неприязненно глянув друг на друга, ввалились двое военных, в одном из которых Александр узнал дежурного по штабу поручика Ермолаева. Не тратя времени на выяснение отношений, молодые люди окинули быстрыми взглядами прокуренное помещение (дам сегодня не было, поэтому офицеры дымили, никого не стесняясь) и почти синхронно двинулись к «командирскому» столу.
– Ваше высокоблагородие… Ваше превосходительство! – грянули оба хором и снова прожгли друг друга яростным взглядом.
Бежецкий, как старший по чину, чуть кивнул незнакомому поручику с эмблемами ВВС на рукавах темно-серой форменной куртки, решив проявить благородство – свой успеет.
– Разрешите обратиться к господину полковнику! – вытянулся «летун», лихо прищелкнув каблуками ботинок.
«Гвардия…»
– Обращайтесь.
– Ваше высокоблагородие, вам необходимо срочно явиться в штаб! – отчеканил посланец, не удержавшись от высокомерного взгляда в сторону сникшего жандарма.
– Извините, генерал, – сразу подобрался Гжрабиньский, застегивая мундир и жестом отсылая офицера. – Служба…
– Охотно, полковник, – кивнул Александр, и только дождавшись, когда тот встанет и выйдет вслед за своим подчиненным, буркнул Ермолаеву: – Что у вас, поручик.
– Ваше превосходительство, вам необходимо срочно явиться в штаб! – слово в слово, разве что не так лихо, повторил тот скороговорку своего соперника…
* * *
– Дикари! Перестраховщики! – горестно стонал, заламывая руки над бренными останками, академик Мендельсон. – Варвары!..
И было с чего олицетворять всю многовековую скорбь своего народа Дмитрию Михайловичу: перед ним лежало то, ради чего уже были потрачены сотни тысяч золотых рублей и десятки тысяч человеко-часов, оплачиваемых по самому высшему разряду. То, за что он, не раздумывая, отдал бы все самое дорогое на свете… Но только за целое, а не за те жалкие обломки, что принесли с собой понурые авиаторы, напоминая при этом похоронную команду.
Бежецкий опоздал. Опоздал непоправимо. Да и не мог он вмешаться – после драки кулаками не машут.
А драка состоялась еще тогда, когда они с полковником мирно попивали сидр в офицерском собрании…
Тройка патрулирующих «вход» «Сапсанов» засекла цель, возникшую из ничего, исправно доложила на землю и… «прервала ее полет», как говорилось в рапорте на имя генерала Бежецкого. Увы, на этот случай у пилотов были свои инструкции – четкие и не допускающие двусмысленностей. Ракеты, гончими псами сорвавшиеся с направляющих, не дали «скоростной высоколетящей цели» снова уйти «в небытие».
Мнение академика разделяли все остальные сотрудники научно-исследовательского отдела без исключения, разве что не так экспансивно. Кто бурчал что-то неразборчивое на ухо соседу, бросая неприязненные взгляды на полковника Гжрабиньского и его офицеров, явно чувствовавших себя здесь очень неуютно, кто, выражая презрение к «этим воякам» даже спиной, ковырялся в разложенном на длинном столе хламе, кто-то демонстративно отвернулся… В воздухе остро пахло оплавленной пластмассой, сгоревшим ракетным топливом и назревающим скандалом. Надо ли говорить, что даже у Александра симпатии сейчас были вовсе не на стороне постоянного партнера по коньяку и преферансу.
– Это в самом деле было так необходимо? – брезгливо тронул он причудливо скрученную деталь, оставившую на пальце жирный след копоти. – Как-нибудь аккуратнее не получалось?
– Да не умеют они аккуратнее, – буркнул перемазанный копотью по самые брови приват-доцент, нахватавшийся вольнодумства от старших коллег. – У них самый точный инструмент – бомба…
Столько горечи было в этих словах, что летчики смутились еще больше, словно мальчишки, полезшие, не спросившись у взрослых, ковыряться в сложном приборе и непоправимо его испортившие. Непоправимее некуда.