Про «славное море, священный Байкал» – я уже и не говорю…
Летом по Байкалу ходили железнодорожные паромы, «Ангара» и «Байкал», огромные четырёхтрубные пароходы, на которые по рельсам загоняли целые составы… а вот зимой… нет, когда устанавливался ледовый путь – рельсы клали прямо по байкальскому льду! А вот в период ледостава… или весной…
Воля ваша, господа! На пароходе – оно как-то привычнее… садишься себе в Одессе, и едешь по морям, по волнам… а по дороге в Святую землю заглянуть можно… в Стамбуле накупить парчи да дешёвого турецкого золота, в Сингапуре ананасов консервированных, в Шанхае – фарфору, в Нагасаки – лаковых шкатулочек (да по приезде и продать)…
А ещё, скажу Вам по секрету… проездные деньги казна в 1903 году выделяла по прогонам – то есть как если бы Вы ехали по казённой надобности в кибиточке или на таратайке… через всю Сибирь-матушку… уяснили? Платите пароходству за коечку (или каютку, как уж угодно будет), в два раза дешевле, чем на лошадках почтовых-с, а остаток – в карманчик… а по железной-то дороге – ехать бесплатно, по казённому требованию… есть разница?
Так что в вагоне – кроме Семёнова – казённых людей было раз-два, и обчёлся…
Капитан Генерального Штаба, направлявшийся на монгольскую границу… интендантский генерал, с утра до вечера под сильнейшим шофе (от качки так лечился), до Иркутска, да следовавший в Артур полковник Линевич…
Зато в куппэ (так!) преобладали так называемые «вольные люди», самых неопределённых специальностей, но вполне определённой великорусской национальности – Абрамович, Ходорковский, Невзлин… Эти последние являлись просто характернейшими вестниками войны – как акулы, сопровождавшие корабль, на котором скоро будет покойник…
Ранним утром чудесного, солнечного дня – который редко бывает поздней осенью – экспресс прибыл на станцию Байкал… Здесь пассажиры должны были пересесть в железнодорожные пошевни – тяжеленные, оббитые сукном, ящики на полозьях, с печками и отхожим местом внутри…
Однако Семёнов с Линевичем (идя на войну – что уж деньги считать!) – решили прокатиться по Байкалу на лихой троечке… что там – всего сорок три версты… да и морозец всего-то двенадцать градусов по Реомюру… при полном штиле!
Тройка с места взяла в карьер, и только через пяток вёрст перешла на крупную рысь… Ямщик, в бараньем тулупе поверх крашеного романовского полушубка – обернул заросшее бородищей до самых кустистых бровей, красное, как кирпич, курносое чалдонское лицо:«Однако, паря, в полпути – постоялый! Поднеси стаканчик – уважу!»
«Давай, вали! Будь благонадёжен, не обижу!»
Ямщик пристал, свистнул -«Ие-ех, залётные, ГРРРАБЯТТ!!»
И коренник зарубил такую дробь, что пристяжные свились в тугие кольца – и только морозная пыль клубом встала позади!
Стрелой летела русская тройка по синему льду… под бездонными синими небесами… в чистейшем, морозном воздухе горы баргузинского берега выступали так отчётливо – что Семёнов с его морским глазом не мог определить расстояния до них…
Казалось – они совсем близко, самые мелкие складки гребня и налёты снега на них были рукой подать – а на самом деле это были бездонные ущелья, снегами которых можно было похоронить целые города…
На пятнадцатой версте тройка догнала воинскую команду, переходившую Байкал пешим порядком… Солдаты и офицеры весело шагали по плотному, подмёрзшему снегу так бодро, весело – что у Семёнова на душе стало так хорошо…
В их вольном строю, в свободном, широком их шаге – почуялась такая гордая сила, уверенность в себе – как в пролетающем журавлином клине:«Долетим? -Мы-долетим!»
Линевич вскочил в санях, сбросил тулуп и как-то по особенному задорно и радостно крикнул:«Здорово, молодцы! Бог в помощь!»
По колонне загудело:«Рады стараться! Здравия желаем! Покорнейше благодарим!»
Линевич махал им фуражкой, ещё что-то кричал, весёлое… мимо них мелькали молодые, разрумянившиеся лица… с какой силой, полной надежды и верой в будущее, билось тогда семёновское сердце! Как празднично и светло было на его душе!
Внезапно – что-то будто ледяной иглой кольнуло сердце… строй приближался к чернеющему на льду пятну… идущие впереди офицеры не могли его видеть, да и не поняли бы ничего – но гидролог Семёнов, стоящий в санях – всё видел и понимал… соскочив с саней, он побежал наперерез строю, крича во весь голос:«Стой! Все назад!»
